Наталья НОВИКОВА  КАЗАХСТАНСКИЕ СОКОЛЫ

Мой отец Михаил Агеевич Шнырев был воен­ным летчиком. Его фрон­товые подвиги отмечены двумя орденами Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, Александра Невского, многими медалями.

До войны он, как и его друзья по оружию, работал инструктором Алматинского аэроклуба. А приехал он в наш город в далеком 1938 году из Запорожья для создания здесь первого в Казахстане аэро­клуба, тем более что такой опыт у него уже был – отец организовывал аэроклубы на Украине.

Здесь, в Казахстане, он начал работать командиром звена, затем начальником летной части. Здесь познако­мился с летчиком Алексеем Павловичем Долговым, став­шим ему близким другом. А когда началась война, друзья сели за штурвалы боевых самолетов. Им повезло – попали в один штурмовой авиационный полк, и командовали оба эскадрильями штурмовиков Ил-2. Первое боевое крещение получили под Ворошиловградом. А потом – Курская битва.

В нашем семейном архиве хранятся не только фрон­товые фотографии папы и его боевых друзей, но и вырез­ки из газет, которые о них писали.

Вот, например, статья из «Казахстанской правды», опубли­кованная еще в военном 1944 году, которая называлась «Они из Казахстана», ее автор некто Юрий Казьмин.

Война обострила человеческие чувства. Исчезло мелкое. Одно великое, святое заполнило нашу душу, сердце, кровь – любовь к Родине.

– Скажешь Родина, – говорил Алексей Долгов, – и ты ви­дишь перед собою мать, родной дом, друзей, любимую девушку в тени цветущего сада, летную школу, опавшие листья на пес­чаных дорожках осеннего сада.

Тебе чудится широкая, вольная русская песня, шум берез над могилами отцов, нежные переборы трехрядки. Закроешь глаза, и мысли перенесут тебя далеко-далеко – в Москву, к кремлевским стенам, и, кажется, что ты видишь Сталина …

В грозные дни ожесточенных боев любовь и ненависть стали друг к другу ближе.

Теплота в голосе Алексея сменяется гневом.

– Я не хочу, чтобы мой сын жил рабом, с согнутым от по­клонов позвоночником. Не хочу видеть Родину подневольной, без истории, государства, с занесенными гитлеровцами си­филисом и туберкулезом. Вот почему я не боюсь умереть в бою во имя жизни любимой Родины.

…Шли бои на Северном Донце. Враг пытался прорваться вперед и снова прочертил на восток кровавую дорогу. Тихая речка стала местом ожесточенного сражения. В этой битве участвовали летчики. В один из июльских вечеров с боевого задания не вернулся летчик Долгов.

Прошло несколько недель, враг был смят и выброшен за Днепр, фронт передвинулся дальше на запад. И тогда мы сно­ва услышали имя Долгова. Его и нельзя было не услышать, оно упоминалось в девичьих песнях, рассказах женщин, вечерних мо­литвах стариков. Мы нашли могилу народного героя в деревне Бессоновка, в саду под старой ветвистой грушей. К нам подо­шла с куклой в руках девочка, опираясь на палку пришел старик. Женщина, утирая кончиком платка слезы, стала поправлять на небольшом холмике венок из сосновых веток.

Здесь мы снова услышали рассказ о бессмертии русского офицера.

… Под вечер над деревней появился горящий штурмовик. Сделал круг и, последний раз взмыв вверх, устремился на дви­жущуюся по дороге автоколонну противника.

Невероятной силы взрыв потряс воздух. Там, где не­сколько секунд назад упал самолет, теперь пылали цистерны  

с горючим, валялись разбитые автомашины, взрывались сна­ряды. Гитлеровцы спешно убирали на пятитонку трупы своих солдат и офицеров.

По обрывкам полуобгоревших документов удалось уста­новить имя летчика. Это был Алексей Долгов.

Мы уходили. Командир нагнулся над могилой и крупно написал на вырезанной из фанеры звезде: «Русский офицер Алексей Павлович Долгов. Пал в бою во имя жизни Родины».

А ниже подписал: «Партбилет № 3283092».

Я смотрю в будущее и рядом с далеким потомком вижу большевика Алексея Долгова. Он придет к нему сквозь поколе­ния и века, придет в стихах и былинах, в народных сказани­ях. На его бессмертном подвиге будут воспитываться наши дети бесстрашию и мужеству, благородству и отваге, любви к Отчизне и ненависти к врагам.

...Он болел малярией, пожелтел, осунулся, но каждый день, как только кончался приступ, Леонид Ермак приходил на аэро­дром и просил командира послать его в бой.

Однажды офицеру Ермаку удалось обмануть врача и с температурой выше 39 градусов вылететь на боевое задание. Правда, за это он имел крупную неприятность, но достаточно было посмотреть в сияющие счастьем глаза на бледном лице молодого офицера, чтобы сказать:

– Вот они, соколы, о которых так дивно пропел свои «Песни» Максим Горький, сыны Буревестника с горящими, как у Данко, сердцами.

… Страшно выглядел Михаил Шнырев после вынужденной посадки на горящей машине. Ожоги на лице, груди, кровоподте­ки под глазами, израненные руки. Его отправляли в лазарет, но он не поехал, его укладывали в постель, но он не лег. Офицер просил самолет, для того чтобы вылететь в бой. Вручили ему машину, послали на задание. И снова его самолет не вернулся в тот день на аэродром.

Шнырев пришел через два дня, шатаясь от усталости, с новыми ранами на теле. Он рассказал, что выполнил задание, но сделал вынужденную посадку в расположении наших войск.

– Что нужно тебе – отдых, врача? – спросил подполковник.

– Нет, самолет – и в сражение с врагом, – ответил Михаил.

Что это – безумство хра­брых? Нет. Это то, что немцы называют русским фанатизмом, а мы – ненавистью к врагу, зовом нашей совести к уничтожению гитлеровцев, которые, как ди­кие звери, вторглись в пределы страны, разрушают наши города и села, убивают советских людей.

…Офицеры Ермак и Шнырев – командиры штурмовых подраз- делений, друзья. Каждый из них старается всегда преуменьшить свои успехи.

На подбитой машине, в дыму зенитных взрывов, шел Леонид Ермак на цель – к черне­ющим на опушке леса танкам. Он прямо смотрел в глаза смер­ти – так требовал приказ, он шел под свист осколков и вслух издевался над вражескими зенитчиками. Он верил в жизнь, и он победил.

– Ты герой, Леонид, – сказали на земле ему товарищи.

– Что вы, что вы, друзья,– ответил, застенчиво улыба­ясь летчик, – вот Михаил Шнырев – герой! Вчера он сделал со своими летчиками на цель до десяти заходов, отразил атаку вражеских истребителей, уничтожил несколько десятков гит­леровцев, сорвал контратаку противника.

– Ну, ну, ох ты, вот расписал, так расписал, – прерывая рассказ офицера, сказал Шнырев, – а о том, как он шел на пере­праву с мыслью в случае неудачи таранить ее самолетом, на­верное, промолчал? Не я, а он герой…

Добрая слава живет на фронте о народных рыцарях Алексее Долгове, Леониде Ермаке и Михаиле Шныреве – вос­питанниках школы летчиков в Казахстане. Они скромны, как и все наши воины, чудо-богатыри, идущие в бой, овеянные вели­чием победных знамен русского народа.  

А вот что писала о моем отце фронтовая газета «Сталинский сокол» 27 октября 1943 года.

СОВЕТСКИЕ ЛЁТЧИКИ

В БОЯХ ЗА ДНЕПРОПЕТРОВСК

…Не раз «юнкерсы» пытались сорвать переправы наших войск, помешать работе саперов, наводивших постоянную понтонную переправу. Но хозяевами воздуха оставались совет­ские истребители. Господство нашей авиации в районе битвы за Днепропетровск и Днепродзержинск закрепляло удары, по­добные тем, которые нанесли штурмовики и истребители по последней базе немецкой авиации в этом районе – аэродрому Канцеровка.

Комбинированный удар штурмовиков и истребителей был осуществлен на рассвете, когда все самолеты врага были на базе. 15 «Ю-87» стояли уже на старте. Двум «Ме-109» удалось подняться до приходов наших «Ил-2», но они не спас­ли оставшиеся на земле самолеты. Появившаяся восьмерка «Ил-2» во главе с испытанным мастером штурмовых ударов капитаном Михаилом Шныревым разбомбила немецкие само­леты на старте. Было уничтожено 15 из 20-ти «юнкерсов» находящихся на территории аэродрома. При отходе от цели наших летчиков атаковали четыре «мессера», но эта атака стоила немцам еще двух «Ме-109».

***

В своих воспоминаниях о боевых действиях авиации в годы Великой Отечественной войны главный маршал авиации Новиков писал: «Бомбово-штурмовой удар по вражескому аэро­дрому в районе населенного пункта Канцеровка является од­ним из лучших ударов нашей авиации по немецким аэродромам за всю историю Великой Отечественной войны».

* * *

Вспоминал о военных днях и сам отец, его рассказы были опубликованы лет 40 назад в одной из наших казахстанских га­зет. Причем рассказывал он не столько о себе, сколько о своих боевых друзьях. Для него святым было понятие – «фронтовое братство!  

В БОЙ ИДУТ ОДНИ «СТАРИКИ»

– В конце 1942 года со своим другом Алексеем Долговым я прибыл в 175-й штурмовой авиационный полк для прохождения дальнейшей службы на должности командира авиаэскадрильи, – вспоминал отец. – Штаб полка с инженерно-технической служ­бой после тяжелых боев под Синявиным был откомандирован в запасную авиационную бригаду для пополнения материальной частью и летным составом.

«Безлошадного» народа в ЗАПе собралось много. Это была в основном неопытная молодежь, окончившая училище. Далеко не многих «счастливчиков» зачисляют в маршевые боевые пол­ки, улетающие на фронт.

К тому же наш командир полка был весьма разборчив, мо­лодежь брать не хотел, да и на нас с приятелем посматривал ис­коса: какие, мол, там из нас, аэроклубовцев, комэски.

В один из декабрьских морозных дней нас встретили три парня. Не сразу узнали мы своих бывших питомцев. Николай Ковалевский, Вячеслав Голубев и Анатолий Исхаков перед самой войной закончили Алма-Атинский аэроклуб и были направлены на учебу в военное летное училище.

Перебивая друг друга, ребята поведали нам о своей «не­складной» жизни в ЗАПе: «Сидим здесь уже давно, никто нас не берет, потому что не имеем опыта. Ну когда же будем воевать? Так скоро и летать разучимся!»

У Анатолия Исхакова в глазах обида, просьба, надежда… Память восстанавливает «историю» Исхакова.

Осенью предвоенного года в приемной комиссии аэроклу­ба высокий, ладно сложенный парень из Узун-Агача уговаривал поочередно всех, чтобы его приняли учиться на летчика. Ему уже отказали в приеме, так как до 18 лет, согласно свидетель­ству о рождении, ему не хватало целого года. До конца дня из аэроклуба он не уходил, но изменить правила приема мы не мог­ли. Но на следующий день, а это был последний день приема, Исхаков с достоинством положил на стол комиссии заключение судмедэкспертизы, что ему установлен возраст в 18 лет!

Трудно было устоять перед настойчивостью и таким страст­ным желанием парня стать летчиком – он был принят в аэроклуб. И вот теперь стоит передо мной пилот ВВС, младший сержант Анатолий Исхаков.  

В торопливом, бесхитростно-наивном рассуждении он ста­рается убедить меня, что должен уже воевать, что ему даже стыдно перед родителями, поэтому он им ничего не пишет.

Привел я своих подопечных перед грозные очи нашего ко­мандира, а тот и слушать не хочет, мол, «салаг» брать не буду. Правда, внешний вид моих ребят действительно был не в их пользу: старые серые солдатские шинели до колен, ботинки с обмотками, летние пилотки (это в декабре-то!). На петлицах по одному треугольничку. Скажем прямо, вид далеко не боевых лет­чиков, а тем более, грозных штурмовиков.

Неожиданные события заставили командира изменить своим принципам. Дело в том, что нашему полку должны были вручаться именные самолеты «Валериан Куйбышев», построен­ные на личные сбережения тружеников города Куйбышева, что и ускорило комплектование полка летным составом.

Многолетний опыт летного обучения в аэроклубах и летном училище помог нам в короткий срок подготовить эскадрильи к боевым действиям. При подборе пар я взял себе ведомым летчи­ка Анатолия Исхакова и не ошибся в нем. Отличная физическая подготовка Толи сочеталась с выносливостью и высоким мастер­ством пилотирования самолета, а смелость и находчивость вы­деляли его среди других летчиков. За отличную групповую сле­танность его в шутку называли «двойником комэска».

Вскоре уже фронтовая газета писала, что в одном воз­душном сражении офицеры Николай Ковалевский и Анатолий Исхаков на самолетах «Валериан Куйбышев» сбили по одному вражескому самолету. Не нужно рассказывать, как велико было чувство гордости за наших воспитанников. Значит, и наш труд в аэроклубе не пропал зря. Но вот пришел час тяжелых испытаний и для нас.

ОН ПОВТОРИЛ ПОДВИГ ГАСТЕЛЛО

5 июля 1943 года разгорелись тяжелые бои на Орловско- Курской дуге. Форсировав реку Северный Донец, немцам уда­лось вклиниться в нашу оборону. Нашему полку была поставле­на задача – уничтожить вражеские переправы. Как прикрываются переправы, мы знали, но то, что увидели, подлетая к цели, пре­взошло все наши ожидания.

Представшую перед нами картину трудно даже описать.

Вечерело. Свинцово-бурое небо войны не пропускало боль­ше лучей заходящего солнца. От десятков тысяч зенитных раз­рывов оно стало зловещим и страшным. Огненный многослойный шквал зенитных трасс стал сплошной стеной, преграждая путь к цели. Сотни самолетов с обеих сторон ведут беспрерывные воз­душные сражения.

Первой идет на цель эскадрилья Алексея Долгова. Я видел, как тот удачно сбросил бомбовый груз и начал второй заход. И вдруг самолет Долгова загорелся – в него угодил вражеский сна­ряд. Оставалось только одно – прыгать. Но под ним вражеская территория. И объятый пламенем самолет лётчик повернул туда, где находилось скопление немецких складов и техники. Раздался мощный взрыв…

Когда спустя несколько дней этот район освободили наши войска, мы, его боевые друзья, отдали последние почести герою. И тогда весь личный состав полка написал письмо жене Алексея Павловича.

«Многоуважаемая Анна Лукьяновна!

В боевой семье нашей части воевал ваш муж. Он смело водил летчиков в боевой полет. 5 июля ваш муж геройски погиб. Мы потеряли бесстрашного воздушного бойца. Эта смерть вызывает еще более жгучую ненависть к врагу у наших лет­чиков, и они бесстрашно истребляют немецких захватчиков. Вечная слава павшему герою!»

БОЙ ЗА ПЕРЕПРАВУ

Но это было потом, а пока в дыму разрывов уже трудно было видеть очертания наших самолетов. Какие же нужно иметь силу воли, отвагу и мужество, чтобы преодолеть чувство страха, сохранить холодный рассудок, не свернуть с боевого курса, а ри­нуться в смертельно-страшное месиво из огня и стали и выпол­нить боевой приказ!

На переправе скопище живой силы, танков и другой техники врага. На большой скорости с пикирования обрушиваем мощный огонь наших «Илов» на головы фашистов, а бомбы накрывают переправу. Задание выполнено.

Выходя из атаки на низкой высоте, с горечью не досчиты­ваю трех экипажей. Воздушный стрелок докладывает, что еще один наш экипаж появился, но сильно отстает. Не видя наших истребителей прикрытия, приказываю заместителю уходить на свой аэродром, а сам возвращаюсь на выручку товарища. Вижу, как мой ведомый Толя Исхаков на малой скорости «тянет» под­битого «Ила» на свою территорию, а его атакуют два «мессера».

Со страшной злобой бросаюсь на фашистских стервят­ников, открываю огонь из всех огневых точек, какие только еще стреляют, и устраиваю вокруг своего бедняги такую «карусель», что немцы не выдерживают и отваливают, избегая столкновения со взбесившимся «Илюшей». Сопровождаю Анатолия до посад­ки. Израненную машину он посадил без шасси в расположении своих войск.

Такая же участь постигла и меня: при выходе из атаки вра­жеская зенитка подбила самолет, сильно повредив рули управле­ния. Самолет стал трудноуправляемым, а насевшие два «мес­сера» отвалили только после того, как от моего «Ила» потянулся шлейф черного дыма. Горячее масло, разбрызгиваемое мощной струей воздуха, залило кабину, приборы, лицо, глаза. К счастью, масла хватило, чтобы дотянуть до расположения своих войск. С выключенным мотором я сходу посадил на брюхо почти неуправ­ляемую машину.

С МЕЧТОЮ О НЕБЕ

С Анатолием мы встретились на следующий день в мед­санбате. Обычно неразговорчивый Толя заговорил о доме, Узун- Агаче, родителях: «Отец мой, Кабир, тоже молчун. Когда я уезжал на учебу в военное училище, мы всю ночь накануне просидели дома – я, мать, отец, младший брат Роберт. Мама плакала, а отец молча просидел рядом до самого утра».

Поведал тогда мне Анатолий еще о том, что он прошел из Узун-Агача в Алма-Атинский аэроклуб пешком 60 км. Мать не дала ему денег на проезд, возражая против выбора сыном опас­ной профессии.

За новой справкой, устанавливающей его возраст, он от­правился домой опять пешком, причем большую часть пути бе­жал, боясь опоздать. Получив, наконец, нужную справку, он в тре­тий раз вновь прибежал в город. Если бы кто другой рассказал мне все это, я бы ему не поверил, но это говорил Толя, а ему не верить было нельзя.

Летал Анатолий смело, уверенно, красиво. Мне всегда было приятно видеть в боевом строю рядом с собой доброе, приветли­вое, улыбающееся лицо моего юного ведомого. При обработке цели он быстро обнаруживал наиболее опасную для группы зе­нитку и всегда умел заставить ее замолчать. Острый глаз и от­личная память помогали ему доставлять самые полные и точные разведданные.

На митинге личного состава полка после гибели команди­ра третьей эскадрильи Алексея Долгова – бывшего командира отряда Алма-Атинского аэроклуба, повторившего бессмертный подвиг капитана Гастелло, Анатолий сказал коротко: «За смерть Долгова и осиротевшего маленького Юру я буду беспощадно мстить фашистским гадам! И буду бить их, пока держу штурвал!»

Счет мести врагу рос с каждым нашим вылетом. Мы мстили за погибших друзей, за осиротевших детей, за поруганную род­ную землю. Только на аэродроме Канцеровка, близ Запорожья, тремя налетами нами было уничтожено 52 самолета противника.

В районе станции Барвенково за один только вылет нами уничтожено было более 40 автомашин противника, два железно­дорожных эшелона, взорван крупный фронтовой склад с боепри­пасами и снаряжением в здании элеватора. Трое суток полыха­ло пламя пожара, рвались боеприпасы, надолго застопорилось железнодорожное движение в этом районе.

Однажды из боевого задания Анатолий Исхаков не вернул- ся. Будучи подбитым огнем зенитной артиллерии в районе Кра- маторска, он совершил посадку на территории, занятой врагом.  

О дальнейшей его судьбе никто из нас ничего не знал. Трое суток мы жили под тяжестью печальной мысли об утрате нашего боевого товарища. Но вот случилось чудо – на четвертый день, измученный и больной, в часть вернулся Анатолий. Скупо и не­многословно он доложил командиру, как перешел линию фронта, минное поле, как форсировал холодную осеннюю речку.

Простуженные почки и воспаление легких надолго прико­вали Толю к больничной койке. После лечения – снова в строй.

За успешное выполнение боевых заданий в борьбе с не­мецкими захватчиками 20-летний мастер штурмовых ударов, старший лейтенант, коммунист Анатолий Кабирович Исхаков на­гражден орденами Красного Знамени, Отечественной войны и Красной Звезды.

МЫ ПОМНИМ ТЕБЯ, ТОЛЯ ИСХАКОВ!

Ранним утром 11 мая 1944 года личный состав полка был со­бран по тревоге. Получаю боевой приказ командира: «Противник крупными силами сосредоточился северо-восточнее Бендер. Приказываю тремя эскадрильями нанести удар по танкам, живой силе, арт.-мин. батареям и другой технике. Продолжительность воздействия на противника – 15 минут». Собираю экипажи, даю последние указания и выделяю звено Исхакова для подавления зенитных точек.

Тишину майского утра напомнил рокот мощных моторов. Быстро собираются эскадрильи и ложатся на боевой курс краси­выми журавлиными клиньями.

Фашистские зенитки встречают нас ураганным огнем, шап­ки взрывов ложатся совсем рядом, а плотные трассы четырех­ствольных «эрликонов» преграждают нам путь. Изменяя ско­рость, курс и высоту, пикируем на цель, бьем по зениткам, их нужно заставить замолчать в первую очередь.

23 самолета, встав в круг, методически в течение 15 ми­нут наносят удары по вражеским позициям. Анатолий Исхаков со своими летчиками бдительно следит за «оживающими» зенит­ками и тут же с ними расправляется. Уже горят танки, автомаши­ны, рвутся склады боеприпасов, остатки вражеской пехоты ищут спасения в воронках израненной земли.

Нас надежно с воздуха прикрывают наши «ястребки». Про- должаем «утюжить» и поливать из пулеметов фашистских гадов. Нам отчетливо видны их перекошенные от страха физиономии.

Наше время вышло, задание выполнено, потерь нет. На подходе эскадрильи соседнего полка. Сегодня фрицам будет жарко. Каждый из нас в душе радовался удачному боевому вы­лету. Но что это? Один наш «Ил» вздрогнул, затем, зависнув, сва­лился на крыло и пошел в пике.

Кто же это совершил свое последнее пике, когда выпол­нено задание, когда не стреляют вражеские зенитки, а в воз­духе надежно прикрывают наши истребители? Толя Исхаков. Фашистский локатор в «немой» стрельбе поймал отважного и опытного штурмовика. Больно заныло сердце. Не стало еще од­ного моего боевого друга.

Много мы потеряли в войну друзей, и все они нам бесконеч­но дороги, однако утрата и гибель Толи Исхакова, юного, еще не узнавшего жизни парня, была особенно тяжелой.

Этот 17-летний паренек из Узун-Агача прибавил себе год и пробежал 180 км, чтобы только стать летчиком. Отважный лет­чик, мастер штурмовых ударов, коммунист Анатолий Кабирович Исхаков погиб, защищая Родину, когда ему был всего 21 год.

Я прошу комсомольцев Узун-Агача зачислить Анатолия Исхакова в лучшую рабочую бригаду. Пусть он будет всегда в строю. Храните память об этом чудесном парне – юном патри­оте, горячо и беспредельно любившем свою Родину и отдавшем за нее самое дорогое – молодую жизнь.

* * *

А для моего отца война продолжалась. Славный боевой путь прошел ее дорогами Михаил Шнырев. Он с полна рассчи­тался за гибель своего друга. После войны отец возвратился в Алма-Ату. По пути заехал в Бессоновку, посетил могилу друга. На ее месте уже стоял памятник. Там он познакомился с людьми, ставшими ему близкими. С тех пор он получал оттуда письма, ему писали пионеры и школьники, поздравляли с праздниками, рассказывали о том, как чтут память героя.  

В Алма-Ате отец снова пришел в Осоавиахим, работал ин­структором авиационных видов спорта, председателем оргбюро ДОСААФ. В 1949 году в торжественной обстановке вновь был открыт неработающий в годы войны Алма-Атинский аэроклуб. Снова начали работать секции авиамоделистов, парашютистов, планеристов, летчиков. Много сил вложил отец в создание аэ­родрома в Байсерке, который строился на пустом месте, при­нимал также деятельное участие в открытии Карагандинского и Шымкентского аэроклубов, занимался организацией соревнова­ния, а позже и чемпионатов республики по авиационным видам спорта. Обучал курсантов самолетному и парашютному спорту.

Сын Алексея Долгова, Юрий, был совсем маленьким, когда его отец ушел на фронт. Но отец и его друзья не забыли сына героя. Отец помог Юре устроиться в авиамодельную лаборато­рию авиаспортклуба, затем он окончил Казахский авиационный институт и работал заместителем главного конструктора одного из авиационных заводов.

…Уже много лет, как ушел из жизни наш отец, он умер в 1986 году, но мы, дети и внуки фронтовиков, помним дорогих для нас людей и никогда не забудем их героические дела, не забудем и тех, кто сложил свои головы за Родину.