Елена БРУСИЛОВСКАЯ  ВСЕМ СМЕРТЯМ НАЗЛО

8  8 Марта для участницы Великой Отечественной войны, алматинки Любови Николаевны Горковской – особая дата, и не только потому что это женский праздник, когда получают подарки и поздравления. В 1943 году в этот день ее должны были вести на расстрел, но судьба сделала ей самый большой подарок – Жизнь.

ЮНЫЕ ПОДПОЛЬЩИЦЫ

Когда началась война, Люба Щепетильникова, такой в девичестве была ее фамилия, училась еще в школе, ей было 16 лет. Жили они в районном центре Белокуракино, что в Луганской области Украины. Семья большая – кроме нее еще пятеро, мал мала меньше. Люба старшая. Война накрыла их, можно сказать, уже в первые дни.

– Помню, когда первый раз начали нас бомбить, нам было так интересно, что мы повылезали в окно, отец на нас чуть ли не матом: вы что, с ума посходили! Схватил в охапку и, накрыв собой, повалил на пол. А немцев в нашем поселке впервые мы увидели летом 1942 года. И надо же, так совпало, что когда они подходили к Белокурино, у мамы начались роды, их принимала военврач советской танковой части, которая до этого здесь стояла. И маму с ребенком сразу спрятали в подполе, нас тоже. Там мы просидели несколько дней, – вспоминает Любовь Николаевна.

Так для семьи Щепетильниковых началась жизнь в окку- пации. Отец еще в 1941 году ушел на фронт, а у матери была одна забота – прокормить детей. Это было сложно, потому что магазины все закрыли, спасало небольшое собственное хозяйство. Школу тоже закрыли, и Люба, как могла, помогала по дому.

– Километрах в трех от нашего городка в селе Синяковка, – продолжает рассказ Любовь Николаевна, – жила семья Ладнай. У них была старшая дочка Люба, мы с ней дружили, она училась в нашей школе, была комсомольским вожаком. А когда в город пришли немцы, из нас, нескольких девчонок-подружек, Люба организовала что-то вроде подпольной комсомольской организации. Она была связана с партизанами, которые передавали ей листовки, а мы расклеивали их по городу. Они были отпечатаны на тонкой-тонкой розовой бумаге и призывали идти в бой за Родину, за Сталина. А заканчивались фразой: «Смерть фашистским оккупантам!»

Я тогда по молодости лет была бесшабашной, воспринимала эту подпольную работу скорее как игру, недопонимая всю опасность такой «игры». И однажды для смеха предложила наклеить листовку на спину коменданта, за что получила от Любы такой нагоняй, что надолго его запомнила. А листовок этих у меня было столько, что уже когда я была на фронте, мама случайно на них наткнулась – я их прятала за печкой. Как она потом мне рассказывала, что аж за голову схватилась – ведь все это время мы жили, можно сказать, на бомбе!

Люба действительно рисковала жизнью, и не только своей, но и всей семьи, ведь за связь с партизанами сразу же расстреливали. Хотя за время оккупации она дважды по счастливой случайности избежала смерти.

– Кроме расклеивания листовок, у нас были и другие задания, – говорит она. – Через наш городок немцы вели колонны военнопленных, и мы якобы кого-то из них «узнавали», говорили полицаям, что это наш родственник, и пленного отпускали. Мы их потом прятали, многие уходили к партизанам. Так мы спасли не один десяток наших солдат, но вскоре немцы нас раскусили и перестали подпускать к пленным. Их огородили колючей проволокой, но мы тихонько старались передать им хоть какую- то еду. И однажды один их охранников увидел, как я через проволоку протягивала кусочек хлеба. Он выхватил пистолет и стал стрелять. Я бросилась бежать, но сообразила, что бежать надо не по прямой, а петляя, как заяц. Бегу, а сама слышу, как мимо свистят пули. Но бог, как говорится, миловал – жива осталась.

8Второй раз тоже чудом спаслась от смерти. В соседнем от нас доме жил немецкий офицер, ему мама стирала белье. Шел уже 42-й год, бои велись под Сталинградом, и хоть нас разделяло расстояние километров в 500, были слышны взрывы и видны огненные сполохи. Мы тогда не знали, что там происходит, вот я и стала допытываться об этом у немца, который в очередной раз принес маме белье. И, видимо, так допекла его вопросами, что он стал угрожать мне пистолетом, а потом начал стрелять. Пришлось опять удирать, – рассказывает Любовь Николаевна.

Дважды в их дом приходили полицаи с обыском, один раз – с собакой. Вероятно, подпольщицы уже были на подозрении.

– Однажды, когда мы сидели с девчонками и обсуждали наши дела, неожиданно появился полицай, он был из русских, обшарил весь дом, но нас почему-то ни о чем не спрашивал. А потом и говорит: «Ну что, девчонки, пора по домам расходиться». Когда они ушли, он меня забрал и посадил в подвал в комендатуре. Продержали меня сутки, потом отпустили. И вы знаете, когда я была уже на фронте, одна из наших девчонок-подпольщиц написала мне, что всю нашу группу немцы собирались расстрелять 8 марта 1943 года. Уже и бумаги с нашими фамилиями были готовы, спасло лишь то, что к этому времени советские войска выбили отсюда фашистов. С тех пор я каждый раз вспоминаю об этом, когда праздную Международный женский день, ведь тогда сама судьба подарила мне жизнь.

Но впереди был еще фронт, о чем Люба тогда еще и не знала.

БУДЕШЬ СВЯЗИСТКОЙ!

– Помню, мы с мамой стирали белье, когда к нам вошли несколько военных. «Собери, – говорят матери, – дочь в дорогу суток на трое. Военкомат мобилизует 50 человек, которые повезут снаряды в село Рудовку».

В тот же день после обеда нас, молодежь, посадили на подводы, а когда мы приехали в Рудовку, нам с одной девушкой велели идти к офицеру СМЕРШа. Была тогда такая организация – «Смерть шпионам» называлась, ее все страшно боялись. Он подробно обо всем нас расспрашивал, как жили под немцами, чем занимались. А потом и говорит: «Будете служить в армии».

Мою напарницу направили к прокурору писарем, а меня оставили в полку связисткой, прикрепили ко мне старшего сержанта, который должен был обучить меня всей этой премудрости.

И на второй день, надо же было такому случиться, парень вышел буквально на пять минут, правда, показав мне, какой штепсель куда втыкать. А тут звонок, и я, конечно, все перепутала. Причем, звонил не кто- нибудь, а начальник штаба дивизии. С кем уж я его соединила, не знаю, но, судя по ругани, которая раздалась, явно не с тем. Бедного этого сержантика чуть под трибунал не отдали, а мне – 15 суток ареста. Но ребята-то понимали, что меня садить не за что: просто не успела ничему выучиться, так этот сержант просидел за меня все 15 суток. Потом меня перевели в 6-й полк пехотно- стрелковой дивизии 1-го Украинского фронта. Я связистка, а это значит, на плече тяжелая катушка с телефонным проводом, с ней надо было не только идти, но и бежать зачастую. Наша дивизия обычно шла впереди, прорывая линию фронта, а за нами – остальные войска. Бои были настолько жестокими, что порой из 11 связистов нас оставалось всего лишь 2–3 человека.

Под Харьковом мы попали в окружение, причем немцы окружили сразу пять дивизий! Бывало, бежишь под обстрелом, вокруг тебя масса людей, а кто – не знаешь, к тому времени я еще своих-то связистов не успела запомнить. Обстреливали нас отовсюду: и сверху с самолетов, и артиллерия… А самолеты, гады, не просто летали – отбомбятся, потом из пулемета строчат, а потом еще и гранатами нас забрасывали.

… А ДО СМЕРТИ ЧЕТЫРЕ ШАГА

– Помню, был такой момент. Началась очередная бомбежка, мне кричат: «Люба, прячься!» А куда? Кругом народ бегает, вижу – стоит какая-то подвода (машин-то мало было). Я нырк под нее, а когда налет окончился, меня оттуда ребята вытащили и говорят: «Ты что, сумасшедшая? Посмотри, что на подводе лежит». Глянула и обмерла – там горой снаряды. Представляете, если бы в нее попали, от меня и мокрого места не осталось бы.

Или такой случай. Опять обстрел. Бегу, думаю, господи, хоть кого-то из своих найти! Вдруг вижу: Сережка, вестовой, на двуколке мчится, а вокруг бой идет. Я за ним, кричу: «Сережа, остановись!» Да где меня в таком грохоте расслышать! Ну, погоди, думаю, все равно я тебя догоню. Бежала за ним километра два, догнала, вцепилась за перекладину и опять кричу: «Остановись!» Он не слышит, а у меня уже и сил нет бежать, но все-таки как- то удалось перевалиться в телегу. Потом как стукну его, он аж вздрогнул: «Ты откуда?» Когда мы вышли из этой перепалки, я ему говорю: «А ты знаешь, я за тобой несколько километров бежала». В общем, жить захочешь, все сделаешь, – вспоминает Любовь Горковская.

8На войне смерть постоянно ходила рядом, и Любовь Николаевна до сих пор удивляется, как это ей удалось из такого пекла живой выйти! Порой все решала минута. «Помню, вылезаю я из окопа, сдав подружке дежурство, не успела отойти – бомбежка, и ее тяжело ранило».

Так прошли они Украину, вышли к озеру Сиваш. Его, как известно, называют Гнилым морем, потому что оно очень мелкое, но при этом глубина сильно колеблется из-за частых нагонов и сгонов воды ветрами. Поэтому, бывало, что и воробей проскочит, не замочив лапок, а бывало, что заливало так, что приходилось наводить понтонные мосты, которые немцы нещадно бомбили.

– Но через Сиваш мы все-таки перебрались, зарылись в землянках и окопах, а уже стояла поздняя осень, предзимье, и неожиданно столько навалило снегу! Всех засыпало – и нас, и немцев. Но мы-то привычные, а немцам, видать, трудно пришлось. Наши быстро откопались и вновь начали стрельбу, а с противоположной стороны было слышно: «Рус дурак, подожди! Не стреляй!» Ну куда там – стреляли, да еще как! Ведь бои велись за освобождение Крыма.

КРОВАВАЯ САПУН-ГОРА

В апреле снова пошли в наступление, наши войска заняли Джанкой, Симферополь, подошли к Сапун-горе, за которой был Севастополь. А надо сказать, что Сапун-гора для немцев была ключевой позицией. На ее крутых склонах с отвесными скалами гитлеровцы оборудовали от 3 до 4 линий траншей, построили доты и дзоты, железобетонные укрытия и блиндажи, установили проволочные заграждения, а долину у подножия горы превратили в минное поле. Ведь гитлеровское командование требовало удержать Севастополь любой ценой.  

– Немцы были наверху, а мы внизу, перед нами долина, которую мы называли «долиной смерти», потому что перейти ее было практически невозможно. Сколько там наших ребят полегло, вы даже представить себе не можете! Мы были у немцев, как на ладони. Пленные фашисты рассказывали, что они видели нас даже в зеркальце, когда брились, – рассказывает Любовь Николаевна.

Утром 7 мая 1944 года наши войска перешли в наступление. И хотя немцы отчаянно сопротивлялись, уже ничто не могло остановить мощного натиска советских войск. Вечером того же дня первыми вышли на гребень Сапун-горы воины 77-й и 32-й гвардейской стрелковых дивизий. А к исходу дня 9 мая был полностью освобожден Севастополь. 12 мая в районе мыса Херсонес капитулировали остатки немецко-фашистской группировки. Крымская операция закончилась блестящей победой советских солдат.

– После войны я побывала на этой Сапун-горе, посмотрела и подумала: Боже мой, как мы только туда забрались! (Плачет.) А нам ведь надо было обеспечивать связь, провод-то тонкий, осколками его постоянно перебивает, поэтому все время приходилось чинить. И знаете, когда мы взяли Сапун-гору – такая тишина настала, такой покой… Все как с ума посходили! Давай стрелять из всех видов оружия, такой салют устроили! Потом ребята заиграли, кто на гитаре, кто на аккордеоне, мы петь стали. Нам казалось, что войне конец, да какое там! Вскоре со стороны Румынии налетели самолеты, и опять началась бомбежка.

Потом мы пошли освобождать Белоруссию, Прибалтику: Рига, Паневежис, Шауляй, Лиепая, Добеле. Меня перевели на 1-й Прибалтийский фронт. Бои там тоже шли очень тяжелые. К тому времени у немцев появились новые пушки, когда они стреляли, нас заставляли затыкать уши ватой, потому что могли лопнуть барабанные перепонки. А в бою за Лиепаю повыбивало почти всех солдат. Но меня, видимо, судьба хранила: через такой огонь прошла, и даже не ранило! И орденов не заслужила, хотя, как мне рассказывали, на меня не раз подавали представление. Правда, уже в самом конце войны наградили орденом Отечественной войны, но медалей у меня много.

Когда война закончилась, Любовь Николаевна вернулась домой, вскоре за ней приехал офицер Дмитрий Горковский, с которым они познакомились на фронте. Сыграли свадьбу, и молодые поехали к родителям мужа в Казах- стан. До войны Дмитрий Владимирович учил ся в Алма-Ате на химиче- ском факультете КазГУ. Деканом у них был из- вестный химик Соколь- ский, которого тоже зва- ли Дмитрием Владими- ровичем, впоследствии он стал Героем Социа- листического Труда, академиком, создателем научной школы органического катализа и электрохимии. Так он буквально заставил Горковского защитить диплом. Дмитрий был на пятом курсе, когда его призвали в армию, и он решил, дескать, все равно на войне убьют, зачем защищаться. Но с подачи Сокольского университет все-таки окончил, и всегда был ему за это благода- рен – потом Дмитрий Владимирович Горковский тоже стал доктором наук, заведовал кафедрой в алматинском мединституте, был деканом стоматологического факультета. К сожалению, его уже давно нет в живых

А у Любови Николаевны никакой профессии не было – война не дала ей даже окончить школу, поэтому в мирной жизни пришлось не одну профессию перебрать. Идти в институт не могла: сначала родила дочку, потом сына, потом еще дочь. Окончила курсы стенографистов, пошла работать в Госкино КазССР, а через несколько лет ее пригласили на пост инженера гражданской обороны в том же Госкино, где она и проработала до пенсии. В год 70-летия Победы Любови Николаевне Горковской исполняется 90 лет. За эти годы выросли дети и внуки, а в прошлом году она танцевала на свадьбе своего правнука Гриши.

Жизнь продолжается, и хорошо, что в ней есть такие жен- щины, как Любовь Николаевна, которые, если надо, и «коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут».

Одно тревожит, что «кони все скачут и скачут, а избы горят и горят», поэтому наши женщины не только самые красивые в мире, но и самые «мобилизованные» – они готовы к подвигам и в наше мирное время.