Адольф АРЦИШЕВСКИЙ БЫЛА ВОЙНА КОГДА-ТО…

8 мая, в канун Дня Побе­ды, он отмечает свой день рождения. Ветеран Великой Отечественной войны и вете­ран труда Иосиф Самойлович Барон – личность во многом легендарная, ибо без него не­возможно себе представить историю нашей южной столи­цы. Он был одним из тех, кто с первого колышка возводил под Алма-Атой Институт ядерной физики и сам ядерный реактор. Юрист по образованию, Иосиф Самойлович был заместите­лем директора по общим вопросам (а в 60-х годах – заме­стителем главного инженера) этого уникального строя­щегося объекта. А что такое «общие вопросы»? Это вся рутинная, текущая работа, вести которую должен чело­век бывалый, знающий, инициативный, с несгибаемой во­лей и безмерным терпением.

– Мы полтора года добивались выделения участка под строительство института, – вспоминает он. – Сколько инстанций прошли, сколько затратили сил!..

И еще Иосиф Самойлович вспоминает, как он «выбивал» – брал, что говорится, с боем – наисложнейшее оборудование для реактора, для лабораторий, обслуживающих его.

Но все это – в конце 50-х и в 60-х годах минувшего – увы! – столетия. А еще раньше, как мы помним, в «роковых сороковых» была война, и прежде чем случиться всей дальнейшей жизни, надо было отстоять у злой нечисти право на эту жизнь. Право на то, чтобы видеть небо и солнце над головой, слышать смех де­тей, шелест листвы и просто дышать. Иосиф Самойлович Барон был среди тех, кто отстоял для нас с вами это право.

«ГЛАВНОЕ В НАШЕМ ДЕЛЕ – КОНЬ»

Писатель Морис Симашко рассказывал, что в начале вой- ны под Ашхабадом в летном училище, курсантом которого он был, висели изречения Суворова: «Пуля дура, а штык моло­дец» и Буденного «Главное в нашем деле – конь». Все просто: до войны там находились казармы кавалерийского полка. Так вот, то, о чем мы рассказываем, никакого отношения к тому анекдо­тичному случаю не имело. Подобные плакаты действительно ви­сели, и в том был свой прямой резон, в казармах Второго конного корпуса (комкор Криворучко – настоящий, бравый казак-рубака!), что дислоцировался в Новоград-Волынске Житомирской обла­сти. Именно там еще в начале 30-х годов проходил действитель­ную службу, осваивая азы военной науки, Иосиф Барон. Как он попал в кавалерию? О, это дело случая. Председатель призыв­ной комиссии его, городского парня, спросил:

– Ты хоть на лошади ездил?

– Ездил. На карусели.

– Ничего, научишься.

– И скажу я вам, – вспоминает Иосиф Самойлович, – го­родские ребята меньше падали с лошадей, чем деревенские. Конечно, сельские парни с детства ездили верхом, но на каких лошадях? А тут – что ни конь, то огонь! У нас было два «парти­зана» – два старых коня, участника гражданской войны. Они на­ходились, так сказать, на заслуженном отдыхе, но каждый из нас знал, что даже рядом с ними надо быть настороже. Перед сигна­лом: «Кончай уборку!» – их надо было быстренько отвязать, ина­че сорвутся с привязи. Потому что они усвоили, что после этого задают корм, а значит, надо по-скорому бежать в свой станок, в чужой – ни-ни! – не зайдут.

Как сейчас, помню своего коня. Кличка – Каспиец. Гнедой с белой звездочкой во лбу. Красавец! Высокий, статный, сильный конь. Но, сказать по правде, шашкой я рубал плоховато, меня уже тогда определили в политруки. Как определили? По образо­ванию. Я, как-никак, рабфак закончил. Хотя, если строго следо­вать фактам, вначале я закончил пять классов еврейской школы. Это – фундамент, основа основ. Дальше – все остальное.

КАК НАЧИНАЮТСЯ ВОЙНЫ

Война застала меня в родном городе Дунаевцы Каменец- Подольской области. Я работал цензором, курировал всю печат­ную продукцию города. Война, конечно, ошеломила, но особой неожиданностью для нас не была. Правда, мы не предполагали, что немцы так быстро дойдут до наших мест: в Дунаевцы они вошли уже на четвертый день. Но до этого недели за две-три все бурлило, в воздухе пахло грозой. Меня, помню, вызвали в воен­комат: «Надо отвести отряд добровольцев в Самбор (это у самой границы!), ты назначаешься комиссаром. А вот и командир, зна­комьтесь». Мы с капитаном откозыряли друг другу. И еще, помню, сказали нам: «Врача мы вам дать не можем, дадим фельдшера с опытом». Отряд – мягко сказано. Там колонна целая, мы сразу же стали на роты разбивать людей. В общем, мы успели доставить их к месту назначения, сразу же вернулись и лишь поэтому оста­лись живы, а они там все полегли. Ну, тут у нас не было хитрого умысла, чистая случайность. Нам предстояло еще долго-долго отступать, сдерживая натиск превосходящих сил противника, как говорилось в сводках.

В первый же день меня назначили заместителем началь­ника военкомата города по мобилизации. А что такое мобилиза­ция? Слезы, плач, крик. Женщин – врачей, медсестер – отправ­ляли на фронт ночью, но все равно крик стоял до седьмого неба. Кстати, из призывников нашей области сделали санбат. Его от­правили куда-то на север. И что интересно: они земляков своих не видели до… до моего ранения. Но это будет года через два. А за эти два года война, что говорится, дала нам прикурить.

ПО ПУТЯМ-ДОРОГАМ ФРОНТОВЫМ

Я попал политруком роты в 13-ю стрелковую дивизию гене­рала Родимцева на Центральный фронт. В Волгограде есть ули­ца имени 13-й стрелковой дивизии, а параллельно с ней – ули­ца генерала Родимцева. Но до Сталинграда мне дойти не дове­лось, хотя очень стремился туда попасть: в одночасье покидая Дунаевцы, мы сговорились с мамой, отцом и сестрой там встре­титься. Все равно, что иголку в стоге сена найти…

…Случилось это под Курском. Был приказ: отбить хуторок у немцев. Нам хуторок тот нужен был, как журавлю колокольчик. Но приказы не обсуждают, тем более на фронте, – их выполняют. Во время атаки у меня за спиной разорвался снаряд. Парень ря­дом со мной был убит, меня хлестануло осколками в ногу. Я тогда еще не знал, что это мой последний бой. Я не знал тогда и того, что поврежден нерв, и у меня впереди бесконечная череда опе­раций и госпиталей. В ту минуту я мыслил конкретно: слава Богу, у меня есть два перевязочных пакета.

Неподалеку я увидел стожок прошлогодней соломы, полз­ком добрался до него, сделал выемку, влез в нее. Потом разо­рвал штанину и бинты из двух пакетов намотал на ногу. Они мгновенно пропитались кровью. Из своего укрытия я видел, что дела мои плохи: своих в поле зрения никого, а вот немцы при­ближаются. Оружие было при мне, и я решил, что живым нем­цам не дамся.

Но удача в тот день была на моей стороне. Мне на сча­стье откуда-то взялся наш взвод. Немцев он отогнал. Я вы­полз из соломы, тут и ребята ко мне подбежали. Положили на плащ-палатку, понесли. И вынесли прямехонько на генерала Родимцева. А он дня за три до этого у меня в роте побывал, так что меня еще помнил: «Что, политрук, досталось?» С ним была врач, он говорит: «А ну посмотрите, что у него там». А что тут смотреть? Она поверх моих двух бинтов намотала третий, по­ложили меня на подводу, что снаряды перевозила, – вот и вся неотложная помощь.

Возница довез меня до поворота, дальше ему со снаря­дами в одну сторону, мне – в другую. «Ну, злiзай». – «Як же я злiзу?» Он лишь головой покачал: «Дывысь, хлопцю: вон там сбирають раненых. Мне туда нет пути». И уехал. А я на четве­реньках километра два полз к тому месту. Дополз, а мне там старухи какие-то говорят: да, тут целый день собирали раненых, но уже уехали и сказали, что больше не приедут. Все, думаю, прибыли – финиш.

И вдруг вижу – идет полуторка, причем, нашей дивизии. В общем, я мотался на той полуторке с осколками в ноге почти сут­ки, пока мы выбрались к санчасти.

ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ

Первую неотложную операцию мне делали в лесу, в палат­ке, где-то рядом с селом, названия которого я и не помню. Было это в конце октября, но осень стояла теплая, даже порой было жарко. А может, у меня просто был жар?.. Операцию делали без наркоза. К хирургу – а хирург пацан, студент пятого курса – по­дошла старшая медсестра и говорит: «У нас наркоз кончился». Он смотрит – осколок глубоко сидит, но деваться некуда: будем, говорит, делать операцию без наркоза. Такое тогда было сплошь да рядом.

А дальше… дальше было далеко не увлекательное путеше­ствие по военно-полевым госпиталям. И вот однажды меня на но­силках (ходить сам я уже не мог) подносят к столу старшей мед­сестры и, как обычно, вопросы по формуляру: фамилия, год рож­дения, где родился… На последний вопрос отвечаю: в Дунаевцах Каменец-Подольской области. Она вдруг как вскинется: «Где?!» Ее как ветром с места сдуло: «Таня! Николай Петрович! Вы толь­173 АДОЛЬФ АРЦИШЕВСКИЙ ко посмотрите, кто к нам прибыл? Дунаевчанин!» – «Да ты что!..» И сразу же ко мне с расспросами: вы такого-то знали? Да я в Дунаевцах всех знаю и меня знают все. «Боже мой! – это уже Николай Петрович, начальник госпиталя. – Ко мне в отделение». Вы не можете себе представить, какое это было счастье!.. Ну, а когда чуть позже меня стали отправлять в тыл, я сам взмолился: «Николай Петрович! Оставьте меня у себя». А он: «Не могу. Я у себя оставляю только легкораненых. Вы не смо- трите, что нога вроде цела и на месте. Вы тяжелораненый, вам месяцами предстоит лечиться. Там, в тылу, только в тылу. Потом предстоит заново научиться ходить. И научиться жить, война ведь кончится однажды. И у нас с вами дальше будет большая- пребольшая жизнь»… В ДЕНЬ ПОБЕДЫ 9 мая Иосиф Самойлович Барон, как из года в год в этот день, наденет парадный костюм при орденах и медалях и пой- дет в парк имени 28 гвардейцев-панфиловцев. Он добредет до Вечного огня и рядом с такими же, как он ветеранами-фронтови- ками будет смотреть на струистое пламя, вспоминая прожитую жизнь. Потом он вернется домой и будет поджидать в гости сына. В этот день они поднимут с сыном горькую чарку вина – за нашу общую победу над врагом. За тех, кто вернулся с поля боя, и за тех, кому не суждено было вернуться. За самых близких и родных – за тех, кто рядом, и за тех, кто безвременно ушел в мир иной, оставив в сердце неутихающую боль. Они поднимут тост за юби- ляра, за эту жизнь, такую непростую, но единственную, дарован- ную Богом каждому из нас.