Василий ШУПЕЙКИН. БРОНЯ КРЕПКА И ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ

В год 70-летия Победы ветерану Великой Отече­ственной войны Павлу Андреевичу Коровкину исполнилось 100 лет.

Пожалуй, нет и не было рода войск более тяжелого для службы, чем бронетанковые. Сколько их, заживо сгоревших тан­кистов не дождались в родных краях матери и жены. Казалось бы, неуязвимая броня должна спасти солдата от смерти и ране­ния, но… Главное, чтобы не подожгли, тогда не зажарят, горько шутят представители этого рода войск, хотя прекрасно знают, что хуже, чем горение – попадание вражеского снаряда в твой бое­комплект, – тогда спасения нет.

Коровкин горел пять раз, столько же был тяжело ранен. Но каждый раз возвращался в строй. Да не как-нибудь, на косты­лях, а с повышением в звании, должности и с новой наградой. Два ордена Красного Знамени, причем к первому из них он был представлен в июне 1941 года, когда руководимый старшим сер­жантом Коровкиным экипаж подбил под Дрогобычем сразу семь фашистских машин. А еще на кителе подполковника в отставке – ордена Великой Отечественной войны двух степеней, орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и две медали «За боевые заслуги».  

А заслуг этих у старого воина перед Отечеством много.

Не верите мне – прочтите книгу воспоминаний генерала Николая Кирилловича Попеля, видного советского военачаль­ника, члена военного совета, танкиста с довоенным стажем. Фамилия Коровкина в ней упоминается десятки раз, и все по слу­чаю отважных поступков, совершаемых нашим героем на различ­ных участках боевых действий.

ОДНАЖДЫ НА ФРОНТЕ

Неизвестно почему, но именно к старшему сержанту Коровкину, уроженцу Курской области, русскому пареньку невы­сокого роста, еще с довоенной поры (а призвали Павла в армию в 1935 году) проникся доверием бригадный комиссар украинец Николай Попель.

– Комиссар был не только свидетелем и сторонним наблю­дателем боев, – вспоминал подробности тех лет Коровкин. – Он в моем танке пол-Европы пропахал. Вместе горели…

Генерал в мемуарах честно признается: «…если бы не удаль и боевое мастерство Коровкина, не быть бы мне живу. Спасал меня от смерти этот парень…».

… В один из дней лихолетья Павла Андреевича могли убить дважды – и немцы, и свои.

– Было это в Польше, куда я попал после очередного из­лечения на должность командира танковой роты в родной ме­ханизированный корпус, которым командовал тогда еще гене­рал Катуков. Взяли наши немецкого полковника, а он давай пе­ред нами ваньку валять, мол, «не понимайт», чего от него хо­тят. Я приказал его расстрелять – нельзя было время терять в период наступления. А тут его адъютант из-за угла, спасая шефа, резанул очередь из шмайсера… Пять пуль оказались у меня в животе. Мои танкисты в машину – и до госпиталя на га­зах. Впереди переправа, и нужно ждать очереди, но я истекаю кровью… Ребята жмут напролом. На той стороне нас тормо­зят, вытаскивают из танка и ставят к стенке. Я-то уже сознание терял и только услышал голос бригадного комиссара Попеля: «Отставить расстрел!»…

Не расстрелянный дважды и вновь повышенный в должно­сти до командира батальона Коровкин догоняет свой корпус уже на земле Германии, по которой прокатится с ветерком, пылью и гарью до самого Берлина и штурмом возьмет логово врага. 115

НА БРОНЕ, ПОД БРОНЕЙ И… В РАЗВЕДКЕ

Бывало, что пехота завидовала танкистам, мол, не на сво­их двоих чапают – на броне, с ветерком ездят. Да ведь каждому не объяснишь, не расскажешь, какая жара в машине летом, как пыльно в танковом строю и как зимой руки примерзают к железу. Я уж не говорю о невыветриваемом солярочном духе.

– Нас даже девчата на танцах за версту чуяли, – улыбается воспоминаниям молодости Коровкин. Видимо, до конца дней сво­их будет помнить, что вечером 21 июня 1941 года был с товари­щем на танцплощадке, а в ночь заступил дежурить по части.

– Мне и пришлось ранним утром поднимать сослуживцев по тревоге, – рассказывал он. – Бабахнул я боевым снарядом из танкового орудия, чтобы быстрее поднимались, а через два часа мы уже на марше встречали врага.

Даже сегодня по прошествии почти семи десятилетий вос­поминания о первых отступлениях вызывают в Павле Андреевиче чувство горечи.

– Ну мы же знали, что война неизбежна – почему не запас­лись топливом и снарядами? Вы знаете, что заводить лишний раз танк нам не разрешалось под страхом трибунала? А как сна­ряды берегли, огонь не открывали, шли на врага, одной броней прикрываясь. Потому-то и в атаку с пехотой приходилось бегать, и в разведку ползать…

«…Всю ночь меня не покидала смутная тревога за Коровкина, – пишет Попель. – Где он? Этот никогда не падавший духом парень с прямым взглядом широко расставленных серых глаз стал мне верным помощником и добрым другом. Я привык к его короткому: «Есть, товарищ бригадный комиссар!» …Не вер­нулись ребята из разведки и ранним утром. Лишь после полит­занятий прибежал ко мне дежурный и доложил, что Коровкин, Андреев и Шевченко находятся в расположении части».

В эту ночь наш герой и сотоварищи отправились в развед­ку и были сданы местными жителями немцам. Во время конвои­рования ловкий Коровкин сделал вид, что споткнулся, зачерпнул горсть песка, кинул его в лицо конвоиру, и началась рукопашная. А в ней-то мощные накачанные уходом за броней мускулы танки­стов пересилили фашистов…  

«ОНА МНЕ ПОДАРИЛА ЖИЗНЬ»

Глядя на фотографию безвременно ушедшей из жизни су­пруги, ветеран несколько раз повторил фразу, вынесенную мной в подзаголовок. Очередное ранение, что случилось под Москвой, могло закончиться для танкиста трагически – машина горела, а он не в силах был вылезти, перевесился через люк и истекал кровью. Тут и подоспела к нему фронтовая сестра милосердия.

– Потом уже в госпитале я вновь увидел ее и понял – влю­бился, – с теплотой рассказывает Павел Андреевич.

Но война не мать родная – развела их в разные стороны. Много месяцев прошло, немало пота и крови было пролито. Уже и салют победный отгромыхал, а сердце капитана не уняло пыл любовный.

– И решил я ее разыскать, – вспоминает танкист. – Попросился в отпуск из Дрездена в Союз…

И опять выручило гвардейца командование. По запросу ге­нерала медсестру разыскали быстро – туточки, в дрезденском же гарнизоне советских войск была она и, как оказалось, тоже не за­бывала про своего суженного.

Жили они долго и счастливо. Служили Павел Андреевич и Антонина Прокофьевна, капитан медицинской службы, до 1960 года в воинских частях, пока судьба и реформа хрущевская не привели их в Алматы. Стал он сначала заместителем директора по эксплуатации автобусного парка №2, а потом освобожденным секретарем партбюро.

…Почему-то на ум пришел марш танкистов: «Броня крепка и танки наши быстры…» И слава Богу, что деды, победители наши, оставались в здравом уме и трезвой памяти. Ну кто, кроме них, нам расскажет о том, чего не должно повториться?