Орынгали ЕСЕНГАЗИЕВ. ТОТ БОЙ ПОД ВИТЕБСКОМ

Орынгали ЕСЕНГАЗИЕВ, ветеран войны, полковник в отставке

Удивительно яркими со­бытиями наполнена жизнь пол­ковника в отставке, боевого офицера, командира батареи дивизионной артиллерии в годы Великой Отечественной войны Орынгали Есенгазиеви­ча Есенгазиева: он участвовал в крупнейших сражениях подо Ржевом и Витебском, освобож­дал Украину, Белоруссию, Лит­ву, Латвию, Венгрию и Румы­нию, является кавалером более 30 боевых орденов и медалей.

Орынгали Есенгазиев награжден орденом «Құрмет», внесен в книгу «Почитаемые люди земли Казахской», он – член Центрального совета ветеранов РК, член Президиума Совета ветеранов города Алматы, Председатель Совета ветеранов МВД РК, член Центрального штаба акции стран СНГ и антигитлеровской коалиции «Мы – наследни­ки Победы!».

Предлагаем один эпизод из его фронтовых воспоми­наний, который вошел в книгу ветерана и поможет нынеш­нему читателю лучше узнать историю минувшей войны.

«...Хотя дожил я до самых почтенных седин и могу с душев­ным спокойствием и даже с гордостью вспоминать о былом, но и сегодня, как сейчас, в мельчайших деталях помню историю сво­его первого, тяжелейшего ранения, которое получил в боях под Витебском в начале февраля 1944 года…

Это было в разгар самых решительных сражений на фронтах Великой Отечественной войны, о которой, хоть она все дальше уходит в историю, мы никогда не должны забывать.

Сейчас все знают военную поговорку: артиллерия – бог войны. Но каково было узнать мне это тогда, совсем юному лей­тенанту, командовавшему взводом из расчетов двух 122-милли­метровых гаубиц, каждая из которых весом была по две с поло­виной тонны?.. Тянули их обычно по фронтовым дорогам с помо­щью конной тяги (и лишь намного позже появились американские «Студебеккеры»), а из ям и ухабов, как правило, вытаскивали с по­мощью рук всего взвода. Да и установить их на позиции удавалось не так-то легко. Орудийные расчеты, в каждом из которых было по шесть солдат, вкапывали их на два-три штыка в землю, поместив на бревна, размещали и скрытно маскировали в 9–10 километрах от передовой. Потому и называлась эта артиллерия дальнобой­ной и била только по точно обнаруженным и наиболее важным це­лям. И был я к тому времени, можно сказать, уже стреляный фрон­товик, год почти шагавший через военные испытания.

Но именно в эту пору непрекращающихся наступательных боев, частой смены позиций был тяжело ранен командир нашей батареи (по артиллерийским понятиям – тот же комбат), и пришлось мне принять за него командование, что значило головой отвечать за жизнь и военную удачу бойцов теперь уже четырех орудий. Наверное, только дерзкая и смелая юность подсказала тогда неожиданную военную хитрость, чтобы хоть на время уберечь от потерь расчеты, в которых каждый был на вес золота. В селе Волково под Витебском мы изготовили и установили деревянные пушки-макеты. Поставили их так, чтобы были видны гитлеровцам. Под прикрытием леса с наступлением сумерек гаубицы с настоящих позиций перевозили к макетам на подготовленные места для орудий, давали несколько залпов по заранее обнаруженным целям и как можно быстрее уходили. Фашисты долбили по мишеням-макетам, расходуя тысячи снарядов, а мы в это время вели огонь с других позиций по самым укрепленным и особо неприступным местам обороны немцев. Но это являлось только временной мерой.

Были мы тогда в составе наступающего 1-го Прибалтийского фронта, 381-й стрелковой дивизии, артдивизиона 1261-го стрелкового полка. Конечно, современному молодому читателю это вряд ли может сегодня что-нибудь сказать, а тем более объяс­нить и передать хоть в какой-то мере ту жестокую правду военно­го прошлого, через которую пришлось пройти всем нам, кто вое­вал тогда на фронтах Великой Отечественной. Это только спустя годы узнал я из рассказов друзей-фронтовиков и книг о том, что теперь все мы знаем до конца: какой ценой и с каким напряжени­ем сил проводилась Витебская наступательная операция, став­шая зимой 1943–1944 года главным событием на Центральном участке советско-германского фронта. Поэтому здесь совсем не­лишне для молодых читателей сделать краткий экскурс в минув­шее.

Проиграв в 1943 году битву под Сталинградом и сражение под Курском, германское командование стало вводить в действие раз­работанный ранее план обороны «Вотан», который предусматри­вал создание так называемого «Восточного вала» от Балтийского до Черного моря. Этот стратегический оборонительный рубеж, построенный к осени 1943 года (проходил по линии: река Нарва, Псков, Витебск, Орша, река Сож, среднее течение реки Днепр – «сердцевина» «Восточного вала», река Молочная), должен был стать неприступным для преодоления советских войск.

И как раз именно Витебск являлся важнейшим узлом оборо­ны группы армий «Центр» гитлеровского вермахта. Причем оборо­нительная линия состояла из противотанковых рвов, колючей про­волоки в 4–6 рядов, глубоких траншей и ходов сообщения, блин­дажей, минных полей, дотов и дзотов, железобетонных убежищ и командных пунктов. Как написал потом один из современных не­мецких историков, «обладая плодородными районами Западной Украины, железной рудой Кривого Рога, марганцем и цветными металлами Запорожья и Никополя, румынской... венгерской и ав­стрийской нефтью, Германия могла бы продолжать войну дли­тельное время». До сих пор еще не изгладилось из памяти про­шлого громогласное заявление Гитлера, что скорее Днепр потечет вспять, нежели русские преодолеют «Восточный вал».

Уже к концу сентября 1943 года советские войска все же су­мели прорвать «Восточный вал», но остались важнейшие узлы обороны, в которых с боями приходилось брать, можно смело сказать, каждый метр. Еще ранее, в августе сорок третьего, на Калининском фронте, мне пришлось увидеть остатки разбитых немецких дотов и дзотов, железобетонных укрытий в боях за ос­вобождение города Великие Луки. Он строился в древности как крепость, охранявшая подступы к Пскову, и имел большое стра­тегическое значение. Враг умело построил оборону, учитывая эту особенность города, но, используя мощный артиллерийский огонь, наши войска все-таки взяли его, хотя был он до основания разрушен. И все же главной битвой зимы являлось сражение за Витебск, который, как я узнал позже, тогда нам так и не удалось взять. Да и наступали на него с ноября 1943 года по март 1944 наши части разных фронтов четырежды, так и не прорвав оборо­ну гитлеровцев.

Теперь многое из событий той войны невольно стирается в памяти. Витебскую наступательную операцию советские войска проводили с 13 декабря 1943 года по 18 января 1944 года, стремясь обойти город с востока и запада, ведя тяжелые и кровопролитные бои. Были мы в это время на позициях в 15 километрах от города, но сил для дальнейшего наступления уже не хватало. Численный состав наступающих дивизий, их боевой техники, вооружения, как стало известно потом, был обеспечен лишь на 19 процентов.

Пять отборных гитлеровских дивизий, окруженных в Витебске, бросились на прорыв кольца при поддержке танков и бронетранспортеров. Причем, использовали и самую грозную современную технику: недавно появившиеся «Тигры» и само­ходные орудия «Фердинанд». Многое мне пришлось повидать за свой первый год войны, но таких яростных и ожесточенных боев, какие разгорелись в конце января – начале февраля сорок чет­вертого под Витебском, мне встречать не доводилось. Ценой от­чаянных усилий, буквально истекая кровью, нашим войскам уда­лось все-таки сковать ведущие фашистские силы группы армии «Центр». Упорные ежедневные бои продолжались в феврале и марте. Это, конечно же, в какой-то мере способствовало успеш­но начавшейся в конце июня 1944 года общей стратегической наступательной операции советских войск «Багратион», благо­даря которой и был тогда освобожден Витебск.

Именно поэтому, видимо, навечно остались в памяти на­родной как символы, обозначающие бессмертное величие солдатского подвига, не только слова победы «Сталинград», «Курск», «Берлин», но и горьких потерь и многотрудных боев: «Ленинград», «Ржев», «Витебск» и другие. Удивительно, но ров­но через тридцать лет после боя под Витебском, где я был тя­жело ранен, судьба по-своему трогательно и торжественно на­помнит мне о том рубеже, где мы сошлись тогда с врагом бук­вально лицом к лицу. В 1974 году я неожиданно получил награду, которая все эти годы, оказывается, ожидала меня за этот бой: мне в праздничной обстановке вручили орден Отечественной войны II степени вместе с поздравительной телеграммой ми- нистра обороны СССР маршала А.А. Гречко.

ТЕ ЧАСЫ И МИНУТЫ Я ПОМНЮ КАК СЕЙЧАС…

1 февраля 1944 года орудийные позиции нашей батареи, которые были надежно спрятаны в тылу, оказались на передо­вой, всего в семистах метрах от фашистов. Весь предыдущий день совсем недалеко слышна была перестрелка. Отбиваясь от наседающего противника, отступала наша малочисленная пехота. С утра мы поняли, что обстановка резко изменилась. Наступило временное затишье, и вдруг впереди справа, с опуш­ки леса, вдоль нашего расположения двинулась целая рота пехо­ты в советских маскировочных халатах. Невольно возникло недо­умение: если это свои, то почему не повернули в нашу сторону? Пригляделся в бинокль повнимательнее к их оружию и выгляды­вающим из-под маскхалатов каскам и сразу понял – немцы!

Шли они открыто и почти вызывающе в сторону большого ов­рага, где стоял полуразрушенный дом. Видно, там собирались все основные силы гитлеровцев. Даю команду: «Орудия – к бою! По наступающей немецкой пехоте шрапнелью огонь!» Секунды реша­ли дело, и очень быстро ответили прицельными попаданиями мои бойцы: уничтожили почти всю роту противника уже рядом с овра­гом, лишь немногие спустились в него. Весь день мы смотрели впе­ред, следили, но фашисты на время оставили нас в покое. Ясно, что ждали ночи, чтобы под ее покровом подтянуть необходимую техни­ку, новые резервы. Лишь судьбе было известно, что нас ожидало завтра. Команды отступать не было, хотя оставались у нас для за­щиты каждого орудия еще и ручные пулеметы Дегтярева. Глядишь, как-нибудь отобьемся. Так и скоротали ночь, как придется.

Нельзя сказать, что зима сорок четвертого была тогда слишком холодной. Мне в том коротком бою 2 февраля показа­лось даже жарко. После десяти утра слышим: загремела техника возле полуразвалившегося дома, а затем прямо на нас разверну­лись и пошли два таких огромных танка, каких мы и не видывали еще. Слышали только, что у немцев появились новые «тигры», лобовую броню которых не брали даже наши противотанковые пушки. Но мои гаубицы находились на таком неудобном и близ­ком расстоянии, что оставалось бить только прямой наводкой. Командую расчетам заряжать 16-килограммовыми бронебойны­ми снарядами. «Огонь!» Первый выстрел, второй, третий… Вижу в бинокль: башню первого «Тигра» буквально разнесло на куски, второй остановился и повернул назад.

Уже к одиннадцати атаку мы отбили. Что ожидало впереди – было неясно. Свою задачу мы выполнили: немцев все-таки на сутки задержали. Стало подходить наше подкрепление. Но минут через сорок из оврага начал бить немецкий 81-миллиметровый ротный миномет. По звуку и вою его снаряда я хорошо знал из своего фронтового опыта, как близко он может упасть. Уже следующий залп заставил меня низко пригнуться к колесу своего родного орудия: ясно было, что мина летит прямо на нас. И я не ошибся…

Очнулся я у той же пушки. Я лежал подле нее, когда во­круг уже никого не было и стояла какая-то странная тишина. Двинуться я не мог. Смутно осознавая, что я, вероятно, тяжело ранен и нет никакой надежды выжить, я грезил о детстве. Передо мной, сменяя одна другую, проходили картины прошлого. Я ви­дел молодого, сильного, веселого отца Есенгазы, который лов­ко подсаживал меня на лошадь (он умер от туберкулеза в 1934 году), вспоминал мать Рабигу. Это ее мы с младшей сестрой, не выговаривая еще звук «р», жалобно звали тоненькими голоса­ми: «Абиш, Абиш!» Именно мать спасла меня в детстве, когда я тонул в своей родной реке Калдыгайты (в ее долине находилось наше родовое урочище), вытащив из воды через пятнадцать ми­нут и узнав лишь по пульсу, что я еще жив… Я видел свою люби­мую кобылицу, на которой скакал, ухватившись за гриву, по ве­сенней степи, верного спутника степных походов пса Рыстана, который так умел схватить волка за сухожилия задних ног, что тот потом уже не мог сдвинуться с места…

Но кто чуть не умирает в детстве, как нередко бывает, по­сле живет долго. Тогда, в сорок четвертом, меня спас мой орди­нарец Яшка. Шесть человек полегло навеки от той мины, которая летела на нас, а в мою спину попало сразу десять осколков, один из которых до сих пор остался у меня под лопаткой. Яшка нашел меня, оттащил в сторону, перебинтовал.

В полевой медсанбат, который находился в 10 километрах от места боя, меня повезли в санях, на лошадях. Не могу гово­рить, почти ничего не чувствую… Привезли к операционному сто­лу… Вокруг – много тяжелораненых. Все такие же, как я, прак­тически живые трупы. Яшка наставил на врачей автомат: «Его в первую очередь оперируйте, иначе буду стрелять!» На лицо мне положили маску – я тогда не знал, что это наркоз, и я уснул. Очнулся в палате. Посредине – «буржуйка», по бокам – по 12 коек с ранеными бойцами. Закричал от боли – вероятно, начал отхо­дить наркоз. Мне дали выпить спирт – первый раз в жизни…

Лежал я в медсанбате дней 10, в десяти местах ранения, думал о том, как мне дожить до окончания войны и прожить хотя бы три дня после Победы. Не мог я умереть, не дождавшись дня, когда наши войска расправятся с проклятыми фашистами. Не мог и все! Не мог я тогда и предполагать, что жить мне придется с того времени вот уже 66 лет, что женюсь, заведу семью, стану полковником. Но все это будет потом, потом… 47

А пока нас, четырех самых тяжелых больных, переправля­ют в военный госпиталь. Лежим, ждем врачей. Никто не подхо­дит… Сдают нервы. Я достаю пистолет (пистолеты почему-то у нас были с собой) и начинаю стрелять в стенку. Переполоху тогда устроил много. Все испугались, думали, немцы в госпиталь вош­ли, но врачи пришли, перебинтовали нас, наложили гипс. А затем в санитарном поезде повезли в сторону Москвы. Я по-прежнему лежал неподвижно. У меня работала только правая рука, та са­мая, которой стрелял… В конце концов мы очутились в госпита­ле г. Арзамаса, где нас уже по-настоящему лечили три месяца. Я встал на костыли и… сразу сбежал на фронт…

И воевал до самой Победы, до той, о которой так меч­тал дожить. Войну я закончил в городе Джуджу, в 30 км от Бухареста. Помню, в 4 часа утра нас подняли по тревоге и началась стрельба из всех видов оружия, что было в нашем распоряжении… Только в конце 1946 года демобилизовался и вернулся в Алма-Ату.

Куда только ни бросала меня судьба! Приходилось мне по­том быть оперуполномоченным по борьбе с бандитизмом, одним из первых участников освоения целины, работать на самых от­ветственных и нелегких участках в госбезопасности… В казах­станской милиции я прослужил более тридцати лет, и до сих пор, став полковником в отставке, являюсь еще действующим вете­раном (за что и награжден орденом «Құрмет»). Но всегда пере­до мной в трудную минуту как главное мерило всех моих поступ­ков в мирной жизни – человеческой честности, порядочности и благородства – вставали глаза бойцов моей фронтовой юности, моей родной батареи. Многие из них не вернулись домой, но за каждого из них, не задумываясь, мог я тогда отдать свою жизнь.

Сегодня на глазах меняется к лучшему жизнь суверенного Казахстана. И новым поколениям казахстанцев предстоит развивать наши лучшие традиции, никогда не забывать о тех нравственных, героико-патриотических корнях, которые объединяют всех нас в единый народ, уверенно созидающий будущее своей страны.

На пенсии я еще более почувствовал себя причаст­ным к героическому подвигу советского народа в годы Великой Отечественной войны. И хотя мне пришлось работать на адми­нистративных должностях в Министерстве заготовок, пансионате «Ардагер», главным делом жизни я для себя всегда считал забо­ту о ветеранах.

В связи с этим создал и стал директором Фонда поддержки ветеранов войны и труда при Центральном Совете организации ветеранов республики. А когда он переехал в Астану, снова орга­низовал Фонд ветеранов ВОВ в городе Алматы.

Главная и единственная цель этого – помогать героям войны и труда, находящимся на заслуженном отдыхе, и я ста- раюсь это делать, пока хватает сил. С 2003 года выбран замести­телем председателя Алматинского городского Совета ветеранов, в 2005 году награжден орденом «Құрмет».

Но при этом никогда не расставался с родной казахстан­ской милицией. Еще после ухода на пенсию я активно помогал в создании музея боевой и трудовой славы милиции, а в конце девяностых принимал активное участие в создании такого му­зея при ГУВД города Алматы. С 1999 года возглавляю городскую организацию ветеранов милиции. А это более пяти тысяч пенсио- неров, которые активно участвуют в воспитании молодой сме­ны – принимают присягу молодых, помогают советом и опытом. Часто такие встречи мы проводим в нашем музее.

И конечно, я всегда старался принимать самое активное участие в ветеранском движении героев Великой Отечественной войны не только в своей республике. Как член Центрального шта­ба акции стран СНГ и антигитлеровской коалиции «Мы – наслед­ники Победы!» постоянно встречаюсь с фронтовиками бывшего Союза.

В декабре 2009 года представлял город Алматы на меж­дународной конференции, посвященной этой акции, в столице Азербайджана Баку, где мы приняли общее обращение, посвя­щенное предстоящему 65-летию Победы.

Являюсь почетным ветераном Всероссийского совета вете­ранов РФ, награжден Национальным комитетом общественных наград РФ орденом «Великая Победа».

Являюсь участником парада Победы на Красной площа­ди в Москве в честь 50-летия Победы в Великой Отечественной войне».