Леонид Гирш. Я СОХРАНЮ СВОЙ ЖАР ДУШИ… 

Елена БРУСИЛОВСКАЯ

КОРАБЛЬ ВОСПОМИНАНИЙ

Мы знакомы с Леонидом Юзефовичем уже не один год, а я не устаю удивляться его ак­тивному жизнелюбию. Он дей­ствительно через всю свою долгую и многотрудную жизнь сумел пронести «жар души», «чтобы искры духа не ушли в сугроб заснеженного поля», как написал он в одном из своих стихотворений.

Мой коллега Константин Кешин тонко подметил, что роди­тели Гирша, даже не подозревая об этом, наделили своего сына именем легендарного спартанско­го царя Леонида, потомка Геракла, великого воина, бесстрашного предводителя трехсот воинов, павших смертью храбрых, но не пропустивших врага в пределы Отечества, на родную для них землю Греции.

Все-таки, наверное, неслучайно говорят, что имя опреде­ляет судьбу. Вот и Леониду Гиршу выпало на долю быть за­щитником своего Отечества. Он стал солдатом в первые дни войны, в неполные 17 лет, сразу шагнув из детства во взрос­лую жизнь.

Это о таких, как он, когда-то писал в своих стихах не вернув­шийся с полей сражений Павел Коган:

Мое поколение –

это зубы сожми и работай.

Мое поколение –

это пулю прими и рухни.

И для Леонида Гирша самой значительной страницей его жизни стала Великая Отечественная война. Он прошагал фронтовыми дорогами все ее долгие четыре года – с первого и до последнего дня.

Об этом и других событиях своей большой жизни Леонид Юзефович написал в исповедальной книге «Наедине с памятью».

В ней он вспомнил свое бедное босоногое детство, вспом­нил, как жила их семья в единственной комнате с земляным по­лом, как приходилось ему подвязывать проволокой расползаю­щиеся ботинки, и какой радостью стало для него сшитое дядей- портным «моднецкое» пальто с хлястиком.

Забегая вперед, скажу, что это пальто, по всем канонам классической драматургии (вот он, жизненный парадокс!), подоб­но висевшему на стене ружью в чеховских пьесах, которое обяза­тельно в последнем акте должно выстрелить, сыграло зловещую роль в трагической судьбе его матери.

Войну Леонид Гирш увидел уже на второй день, 23 июня, ког­да немецкие самолеты начали бомбить их Кировоград. Вспоминал, как рыли они окопы прямо в саду, прячась в них во время бомбе­жек. Дилеммы – идти или не идти на фронт – для него не суще­ствовало, поэтому он сразу надел солдатскую гимнастерку.

Полк, в который направили Леонида Гирша, бросили на оборону города, но, не успев занять боевые позиции и не сделав ни одного выстрела, пришлось отступать. По сути, это было бес­порядочное бегство под непрекращающимся обстрелом, которое продолжалось почти два месяца и закончилось для него первым ранением.

Потом был спасительный санитарный поезд, лечение в новосибирском госпитале. После чего уже обстрелянному солдату Леониду Гиршу предложили поехать учиться в Омское артиллерийское училище. Он, было, уже согласился, если бы не случайная встреча с моряком Тихоокеанского флота, который приехал из Владивостока в глубокий тыл набирать курсантов для Высшего военно-морского училища.

Так случай вновь подкорректировал судьбу Леонида Гирша, сменившего гимнастерку пехотинца на морскую форму. И летом 1942 года, став заправским мореходом, он «убыл на священную войну с врагом» в звании старшины первой статьи (сержанта).

Но плавать не пришлось – под Свердловском морячков отправили в начальную школу пехотинца, правда, по просьбе «братвы» им разрешили оставить бескозырки, тельняшки и «бля­хи» – черные морские ремни с сияющей медной пряжкой, на ко­торой был выбит дорогой сердцу якорь.

И когда морские пехотинцы в боях под Сталинградом и Курском надевали бескозырки и подпоясывали шинели черным ремнем с якорем, немцы обращались в паническое бегство.

Свой первый боевой орден – Красной Звезды – Леонид Гирш получил под Сталинградом, за бой у села Пимен-Черни, ког­да ему пришлось заменить убитого командира взвода младшего лейтенанта Анучина. После этого боя в живых остались единицы.

На всю жизнь он запомнил 1 мая 1943 года – именно в этот день военный совет 5-й гвардейской танковой армии вручил корпусу гвардейское знамя, а отличившиеся воины получили награды.

– Нужно было четким строевым шагом подойти к столу, от­куда брали коробочки с орденами и медалями и прикрепляли к гимнастеркам, – вспоминает Леонид Юзефович. – Горло мое сжа­лось от необыкновенного волнения, ноги стали чужими. Парадно чеканя шаг, подошел к столу. Генерал посмотрел на меня, все по­нял, по-отечески просто и почти нежно улыбнулся. Тихо сказал:

– Ну что, гвардеец-морячок, вручаю тебе высокую прави­тельственную награду. Поздравляю сердечно, носи ее с честью и будь жив.

Хорошо, что вся церемония продолжалась несколько ми­нут, а то пришлось бы генералу увидеть мои слезы. Но, слава Богу, я справился с чувствами.

…Ну а потом, как и положено, звездочку обмыли с фрон­товыми друзьями – «чтобы крепко держалась». Вскоре Леониду Гиршу присвоили звание младшего лейтенанта. Так он стал пол­ноправным офицером.

«ПОД ГВАРДЕЙСКИМ СТЯГОМ КУМАЧОВЫМ ШЕЛ МАТРОС ДОРОГОЙ ФРОНТОВОЙ»

Между тем, бои следовали за боями, и каждый раз солда­ты оказывались в соседстве со смертью, хоть и пели, что до нее четыре шага, но она была здесь, рядом… Каждый бой мог стать последним. 32

Эта трагическая несовместимость жизни и смерти особен­но остро чувствовалась весной, когда шелестели молодые клей­кие листочки, а от пряного аромата сирени и жасмина сладко ще­мило сердце.

Странно смотрелись на изумрудной зелени травы гро­моздкие черные танковые махины, и алые маки, которые безмя­тежно пламенели рядом с гусеницами танков. Вся человеческая натура противилась войне, тем более что ребята были так мо­лоды, так хотелось жить, хотелось выйти невредимыми из этого огненного котла, чтобы посмотреть, какой же будет жизнь там, за гранью войны.

Но для этого Леониду Гиршу надо было пройти через ад Сталинграда и Курскую дугу. На полях сражений этих великих битв осталось немало его фронтовых друзей.

У поэтессы Юлии Друниной, также прошедшей войну, есть такие строчки: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Страшно было и молодым солдатам – кому хотелось умирать в 18–20 лет!

– На войне всякое бывало, – говорит Леонид Юзефович. – И бежать приходилось, и страх был. Я видел, как плакали креп­кие мужчины. Идешь в атаку и думаешь: сейчас как даст пуле­мет – и в сердце. У нас у каждого была саперная лопатка, так я ее под шинель подкладывал к сердцу, как броню. А то, что сна­ряд может и в голову попасть, как-то и не думал. Одно слово – мальчишка еще. Война – вещь жестокая, не дай Бог никому ис­пытать того, что выпало на нашу долю!

Мужество, как мне кажется, это и есть преодоление стра­ха. Это способность оставаться человеком и патриотом даже на грани жизни и смерти.

– Мы постоянно находились в состоянии стресса, потому что видишь – вот рядом кого-то убило или тяжело ранило… Вот голова чья-то лежит, нога, рука оторванная… В этой кровавой круговерти мы находились месяцами!

Помогали фронтовые «сто граммов», которые бойцам вы­давались каждый день.

– Некоторые, те, кто не воевал, говорят, что якобы спе­циально людей поили перед боем, чтобы они расслаблялись и не страшно было погибать. Это неправда! Перед боем водку не давали. Только после боя. Чтобы снять стресс, помянуть погибших друзей, а зимой еще и согреться, – поясняет Леонид Гирш.

«ЧТО СКАЗАТЬ МНЕ НА ПРОЩАНЬЕ, МАМА?»

Военные судьбы складываются самым причудливым обра­зом, вот и Леониду Гиршу выпало на долю пройти с освободи­тельными боями вблизи родного Кировограда, тех мест, откуда так горько они бежали в начале войны. Зимой 1944 года, когда в прифронтовой полосе появилась долгожданная передышка, он попросил разрешения съездить домой повидать мать.

Но эта поездка вместо радостной встречи принесла ему новое горе – мать Леонида Гирша и ее младшую сестру Аню с двумя маленькими детьми расстреляли фашисты, заставив самим себе рыть могилы. Выдал их местный полицай.

Леонид Гирш отмстил предателю, который к тому времени обзавелся справкой, что, дескать, чист он перед советской властью. И нашел он его по своему пальто, которое его мать надела перед смертью – осень 1941 года была в Кировограде холодной.

– Пока капитан допрашивал бывшего полицая, я осматривался в комнате и давно заприметил среди невзрачной ее обстановки замызганный старый шифоньер с покосившейся дверцей. Казалось, тронь этот шкаф, – и он тотчас упадет и рассыплется. Меня колотило, словно, я прикоснулся к оголенному электрическому проводу. Сам еще не соображая, зачем и почему я это делаю, подскочил к шифоньеру и рванул эту саму, бог весть, на чем державшуюся, дверцу. Она отскочила и рухнула на пол.

Внутри шифоньера среди разного тряпья висело и мое родное серенькое пальто, то самое «моднецкое» с широким хлястиком на четыре пуговицы, с разрезом внизу, с потертым коричневым цигейковым воротником. На что я надеялся, почему так поступил, какой голос свыше подсказал мне так сделать, не знаю и до сих пор. Прижимая одной рукой пальто к сердцу, другой я молниеносно расстегнул кобуру и выхватил пистолет, – рассказывает он.

Леонид Гирш не стал марать руки о предателя, полицая су­дил суд, приговорив его к расстрелу. Казалось бы, справедли­вость восторжествовала, но это не смогло унять тяжелую боль утраты, которая, как пуля, на долгие годы засела в груди.

«СПАСИБО, ЗЕМЛЯ, Я ЖИВОЙ!»

С начала апреля 1945 года началась напряженная подго­товка к Берлинской операции. 2 мая Берлин был взят. Наконец-то пришла долгожданная Победа!

– Радости и ликованию не было границ. Спустя некоторое время мы были у поверженного Рейхстага. Всюду еще не остыв­шие следы недавних боев. Само здание Рейхстага искромсано снарядами, пулями, осколками. На стенах сплошные автографы победителей. Расписались и мы.

9 мая 1945 года, когда мир узнал о полной победе над германским фашизмом, в Чехословакии все еще звучали автоматные очереди. В тот день на рассвете в Прагу вступили главные силы Советской армии.

По улицам шли танковые колонны, жители забрасывали освободителей ветками сирени. Но бои в городе продолжались почти целый день, и лишь 10 мая, когда был взят чешский город Бенешов, для Леонида Гирша пришла, наконец, долгожданная Победа.

Но, как оказалось, последний бой был еще впереди. В сол­дат, дошедших до Берлина, стреляли и значительно позже. И са­мое обидное, что пули летели в них не в поверженной Германии, или в какой-то другой стране, освобожденной от фашизма, а на своей родной земле – в Западной Украине. Там бесчинствовали банды бандеровцев, тех самых, кого сейчас на Украине называ­ют «освободителями от советского ига» и кому ставят памятники.

Но новоиспеченные летописцы войны забывают, что История – дама злопамятная, она не прощает вольного с ней об­ращения. И когда-нибудь вся эта ложь и надругательство над па­мятью павших и живых воинов Великой Отечественной бумеран­гом к ним же и вернется.

Что же касается Леонида Юзефовича, то он помнит, как тогда, летом 1945 года, бандиты, обосновавшись в лесах, с оружием в руках, используя тактику террора, нападали не только на военных, но и на мирных жителей – убивали, пытали, сжигали дома… Больно было, что от бандитской пули погибали фронтовики, прошедшие через тяжелейшие сражения. До слез обидно.

…Осенью 1945 года стало известно, что 5-й гвардейский механизированный корпус, в составе которого служил Гирш, вскоре будет переброшен на место новой дислокации в Туркестанский военный округ, в город Мары. И в первой половине декабря эшелоны, один за другим, стали уходить. Спальных вагонов тогда не было, ехали в теплушках. На первой остановке, пока паровоз заправляли водой и топливом, и произошло совершенно непредвиденное.

– Помню, мы стояли у раскрытых широких дверей вагона, какие есть у обыкновенных товарняков. Опершись на перила, осматривали окрестности, – вспоминает Леонид Юзефович. – Совершенно неожиданно с крыши одного из станционных зданий ударила пулеметная очередь. Стреляли по вагонам. Как меня миновали пули – просто не объяснить! Слева от меня стоял начальник штаба бригады подполковник Сербиченко, разрывная пуля попала ему в стопу правой ноги. В других вагонах тоже имелись раненые. Было ясно, что это дело рук бандеровцев. Они, вероятно, знали, что командир бригады едет в нашем вагоне, и старались попасть в него.

Так судьба уберегла Леонида Гирша от последней летев­шей в него пули.

ДАВНО ОТГРЕМЕЛИ БОИ

В городе Мары, куда прибыл Леонид Гирш, штаб корпуса и его части разместили в старинных военных городках, созданных еще в 19-м веке. Здания были выстроены из крепкого кирпича, и это давало живительную прохладу при летней пятидесятиградусной жаре.

Сам городок, небольшой, но уютный, пронизанный сетью журчащих арыков, утопал в зелени. Вместе с другими офи­церами-холостяками Гирш обосновался на частной квартире. Начались обычные армейские будни, появились новые зна­комства.

В августе 1946 года он познакомился со своей будущей женой Валентиной Гуляевой, которая после окончания Ленинградского юридического института работала в этом городе судьей. В канун нового 1947 года, 27 декабря, они сыграли свадьбу.

Время тогда было голодное, но Леониду удалось достать две бутылки шампанского, проникнув «партизанским способом», как он говорил, в вагон-ресторан проходящего поезда «Ашхабад–Москва».

Кстати, через 50 лет, в 1996 году в тот же день они сыграли золотую свадьбу, а еще через 10 лет, в 2006 году, и бриллианто­вую. А вообще они прожили с Валентиной Алексеевной душа в душу 66 лет! Она ушла из жизни летом прошлого года.

Мары подарили Леониду Гиршу знакомство с человеком, на многие годы ставшим его близким и верным другом – Морисом Симашко, бывшим фронтовым летчиком, который в те годы ра­ботал корреспондентом газеты «Марыйская правда». Спустя годы, Морис Давидович Симашко стал народным писателем Казахстана.

В январе 1949 года у четы Гирш родился первенец – сын Олег, еще через несколько лет, в 1954, – дочка Света. Жизнь понемногу налаживалась, когда их дивизию решили перевести в Кушку, самую южную точку Советского Союза. Ехать туда всей семьей было проблематично – Олег уже учился в музыкальной школе, поэтому решили оставить его с тещей Марией Мироновной, а сами – Леонид Юзефович и Валентина Алексеевна – с маленькой дочкой отправились к новому месту службы. Так на две семьи они жили почти два года.

Но до этого было еще катастрофическое Ашхабадское землетрясение 1948 года, когда город был практически разрушен. Первыми на помощь пришли армейские подразделения. После трехсоткилометрового марша подразделения пятой танковой бригады вошли в Ашхабад. Военнослужащие расчищали развалины, извлекали погибших и пострадавших, размещали людей в палаточных городках, оказывали медицинскую помощь, помогали с питанием.

Организовывая работы по спасению пострадавших, Леонид Юзефович даже не предполагал тогда, что характер его военной службы изменится, и он перейдет в систему гражданской оборо­ны, где основной задачей будет защита мирного населения от ка­тастроф, стихийных бедствий и аварий.

В 1956 году Гирша вызвали в Москву для сдачи экзаменов в Академию бронетанковых войск. Служба в Кушке проходила одновременно с учебой в академии.

Получать диплом он уезжал в Москву уже с нового места службы – из Алма-Аты, где был преподавателем военной кафед- ры зооветеринарного института. Но проработал там недолго – во­енную кафедру расформировали, а Леонида Гирша пригласили в новую структуру – Штаб гражданской обороны Казахстана, ко­торый был создан в 60-е годы. Возглавил его Герой Советского Союза, тогда полковник, а ныне генерал армии, Халык Каhарманы Сагадат Нурмагамбетов. Он-то и пригласил Леонида Юзефовича, предложив ему должность заместителя начальника Штаба граж­данской обороны Алматинской области. На этой работе ему очень пригодился фронтовой опыт. Например, при ликвидации послед­ствий селя в урочище Медео летом 1973 года. К этому времени Леонид Юзефович был уже начальником Штаба ГО Алматинской области.

В феврале 1984 года Леониду Гиршу исполнилось 60 лет, время уходить на пенсию, но сидеть дома не в его характере. И он активно занялся экологическими проблемами, став замести­телем председателя президиума областного совета Общества охраны природы.

Весной 1995 года с целью укрепления общественной ста­бильности и межнационального согласия в стране была созда­на Ассамблея народа Казахстана, где Леонид Юзефович до сих пор активно работает. А в январе 1999 года образована партия «Отан», ставшая Народно-демократической партией «Нур Отан», членом которой он является.

ПОКА Я ЖИВ, МНЕ БУДУТ СНИТЬСЯ СТИХИ,

НАПИСАННЫЕ В ДНИ ВОЙНЫ

Рассказывая о Леониде Гирше, нельзя не сказать о нем как о поэте, который пишет стихи еще с военной поры. Он непрофес­сиональный стихотворец, но я уверена, что не диплом делает че­ловека поэтом, это лишь огранка мастерства, ведь никто из вели­ких литературных институтов не заканчивал.

Поэзия – это действительно состояние души, при котором у человека порой даже непроизвольно рождаются стихотворные строчки. Вот и Леонид Гирш из тех, кто смотрит на мир глазами поэта. Только поэт мог сказать, описывая отдыхающих под цвету­щей черемухой танкистов, – «…и лепестки на гимнастерках сия­ли, словно ордена».

Кто знает, может, хранил его в той «кровавой круговерти» смуглый и кучерявый, гениальный Александр Сергеевич, стихи которого воевали вместе с молодым солдатом Леонидом Гиршем:

Я томик Пушкина в походной сумке

Сквозь все превратности войны пронес.

И в час, когда порой тянуло к рюмке

От множества смертей

И от бессильных слез,

Я тихо начинал:

«Война! Подъяты, наконец,

Шумят знамена бранной чести!...

Увижу кровь, увижу праздник мести».

…Влажнели у бойцов глаза…

Пусть будет проклята война!

Когда читаешь стихи Леонида Гирша, собственные душу и сердце, также, как и его когда-то, словно опаляют «волжской бит­вы огненные ветры», и вместе с поэтическими строчками воскре­сает солдатская «память, прикипевшая к могилам».

Но вместе с тем, мне кажется, что не до конца еще воздали вчерашним воинам. А ведь поколение уходит…

Как написал в статье «Нельзя не помнить!», посвященной Леониду Гиршу и опубликованной в нашей газете, замечатель­ный казахстанский поэт Олжас Сулейменов, «ныне мы все реже напоминаем молодым об уроках той войны, поэтому истинный подвиг поколения их дедов и прадедов не доносится до сознания юных граждан, родившихся уже в Республике Казахстан».

Нет новых книг, не появилось ни одного фильма об участии казахстанцев в той войне. А ведь на полях сражений их осталось лежать около миллиона, из них 350 тысяч только казахов.

…«Девять пуль из десяти, выпущенных по врагу, были сде­ланы в Казахстане. Но и этот трудовой подвиг казахстанцев еще не описан ни в литературе, не изложен в трудах историков и со­циологов, не показан в кино. Очень немного сказано об этом в книгах писателей – участников войн. К тому же они теперь не пе­реиздаются», – с горечью констатирует Олжас Сулейменов.

С каждым годом все меньше и меньше остается фронтови­ков. И как заноза, сидит в сердце обида, что воздаются почести и звучат фанфары в честь бывших солдат лишь раз в году – 9 Мая. А ведь в промежутках между красными датами календаря есть много дней и ночей, из которых и складывается жизнь.

Воины Великой Отечественной выполнили свой долг, защи­тив страну от врага, наш долг поколений, идущих следом, – воз­дать им за это по заслугам.