ВЕЛИКИЕ БИТВЫ

Те бои –

Как мера нашей силы...

Потому она и дорога:

Память,

Прикипевшая к могилам,

Огненная Курская дуга...

Леонид Гирш,

июль 1943 г.

А РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО…

Сергей БОРИСОВ

Нападение Германии на Советский Союз было самым предсказуемым актом агрессии в истории современности. Несмотря на то, что с начала Великой Отечественной во­йны прошло уже более семи десятилетий, но каждый раз в преддверии печальной даты – 22 июня – опять саднит душу, особенно у людей старшего поколения. Кто виноват в таком провальном начале войны? Почему на нас напали внезапно и вероломно?

СЕКРЕТНЫЕ ДОНЕСЕНИЯ

Сейчас скрупулезно подсчитано, что Москва из разных ис­точников получила в общей сложности 84 предостережения о планах нападения Германии на СССР! Дважды это делал сам Уинстон Черчилль. Но чем настойчивее он пытался достучаться до Сталина, предупреждая об истинных намерениях Гитлера, тем больше Сталин подозревал его в заговорщических замыслах.

Из всех государственных деятелей Запада того време­ни Сталин меньше всего доверял именно Уинстону Черчиллю. Эта была старая неприязнь: вождь Страны Советов считал премьера Великобритании злым гением еще с тех времен, ког­да в годы Гражданской войны он подбивал страны Антанты на крестовый поход против большевиков. Тот же Черчилль вся­чески стремился сорвать заключение англо-советского торго­вого соглашения, позже организовал в британском кабинете кампанию за разрыв дипломатических отношений с Советским Союзом. (Хотя, по большому счету, у Англии на это были очень веские причины.)

А уж когда перед войной Черчилль опять пришел к власти, Сталин считал, что человек с сигарой плетет новый антисовет­ский заговор. Теория заговора получила дальнейшее подтверж­дение после загадочного (до сих пор) перелета из Германии в Шотландию заместителя Гитлера, второго человека в государ­стве Рудольфа Гесса. Сталин не поверил в психическую ущерб­ность Гесса и был убежден, что Англия подталкивает Германию к нападению на СССР, и в Лондоне на основе предложений пар­тайгеноссе высшего ранга проходили секретные переговоры.

Более того, предостережение о возможном нападении Германии на СССР последовало из уст самого германского по­сла в СССР графа Шуленбурга. В начале июня он пригласил со­ветского посла в Берлине Деканозова, который ненадолго при­ехал по каким-то делам в Москву, на завтрак в свою резиденцию. На завтраке присутствовало четверо: Деканозов, Шуленбург, со­ветник посольства и доверенный человек посла Хильгер, а также личный переводчик Сталина и Молотова Павлов.

Впоследствии Хильгер заявлял, что Шуленбург восполь­зовался этим завтраком, чтобы предупредить Деканозова (кото

рый, естественно, должен был передать содержание беседы на самый верх) о существующем плане неожиданного нападения Германии на Советский Союз. Долгое время советская истори­ческая наука отрицала эти утверждения, как фантастические вы­думки. Занавес секретности спустя 25 лет приоткрыл немецкий историк Эрнст Генри, опубликовавший в одном из журналов от­чет об этом завтраке на основе интервью с Павловым.

Во время завтрака Шуленбург заявил опешившему Деканозову следующее: «Возможно, история дипломатии и не знает ничего подобного, но все же я открою вам самый большой секрет нашей страны… Гитлер принял решение 22 июня начать войну против Советского Союза. Вы спросите меня, зачем я вам об этом говорю? Дело в том, что я был воспитан в традициях Бисмарка, а он всегда был настроен против войны с Россией».

Хотя откровение Шуленбурга Деканозов посчитал откровен­ной дезой, тем не менее он передал содержание разговора са­мому Сталину. По этому поводу на заседании Политбюро вождь иронично заметил, что «дезинформация распространяется уже на уровне послов».

В эти напряженные для дипломатии и разведчиков дни са­мые тревожные предупреждения поступали и с другого конца земли – из Японии, от легендарного разведчика Зорге. «Девять армий, включающих 150 дивизий, будут сконцентрированы для операции против СССР», – передал он в Центр 19 мая.

ГРУ отреагировало на сообщение Зорге сдержанно: «Мы сомневаемся в достоверности вашей информации». Как вспоми­нал потом радист Зорге Макс Клаузен, узнав об этом, Зорге вос­кликнул: «Как можно игнорировать наше донесение?» Он ходил по комнате из угла в угол, так сильно сжимая руками голову, что Клаузен боялся, как бы он не раздавил ее.

Всего на два дня (20 июня) ошибся Зорге с датой нападе­ния Германии на Советский Союз, но зато чего стоила его ра­диограмма, переданная 15 августа: «Можно считать, что совет­ский Дальний Восток не подвергнется нападению Японии». Лишь после этого Сталин начал переброску почти половины войск с тысячей танков и стольких же самолетов с Дальнего Востока на Западный фронт, который трещал по швам. И это было спасение.

ЕЩЕ ОДНА ВЕРСИЯ

Существует версия о том, что Сталин после 18 июня 1941 года уже не нуждался ни в каких предупреждениях о возмож­ном нападении Германии на Советский Союз. И сообщил ему об этом… сам Гитлер. За день до этого по секретнейшему указа­нию Сталина на самолете У-2 доверенное лицо Берии пролете­ло вдоль всей западной государственной границы. По ту сторону все было забито немецкими войсками. Все говорило о том, что война может начаться со дня на день.

Получив эту информацию, Сталин 18 июня 1941 года об­ратился к Гитлеру с просьбой о срочном направлении в Берлин Молотова для взаимных консультаций. Но Берлин молчал. Почти одновременно с этим было получено одно из самых важных сооб­щений от двух разведывательных групп в Берлине, скорее всего, от групп Харнака и Шульцен-Бойзена: «Германия полностью за­кончила военные приготовления к вооруженному нападению на Советский Союз, и потому войну можно ожидать в любой момент».

После этого в Кремле чуть зашевелились, начали отдавать нужные распоряжения, одновременно предупреждая не подда­20 ПЛАМЯ ПОБЕДЫ ваться на провокации и не открывать огонь. Только к полудню 22 июня Сталин понял, что начавшиеся военные действия – не мел- кая провокация немецких генералов, а настоящая крупномас- штабная война. И после короткого замешательства взял себя в руки. Можно согласиться с маршалом Василевским, который спу- стя четверть века написал эти строчки: «Жесткая линия Сталина не допускать того, чтобы использовать Германию как повод для развязывания войны, была оправдана историческими интереса- ми социалистической родины. Его вина в том, что он не уловил той опасной грани, когда такая политика становилась опасной». Провал в начале войны явился не в результате недостат- ка информации, а из-за явных просчетов в ее анализе и после- дующем использовании. Вся система развединформации была пронизана раболепным страхом, который выражался формулой «угадать, угодить, уцелеть». По словам того же Эрнста Генри, происходило это потому, что Сталин накануне войны никому не верил и никого не слушал. Когда Гитлер вовсю двигал свои тан- ки к советской границе, шум их моторов слышала вся Европа, но только не Москва. За все это потом пришлось расплачиваться сполна. Мы вы- играли войну ценой неисчислимых страданий и большой крови, ценой неимоверного мужества.