 Нам в руки попал уникальный материал – рукописный журнал «Комсомолец», изданный в апреле 1945 года в одной из фронтовых бригад. Алматинец Николай Антонович Работягов, будучи командиром этой бригады, привез его с войны как драгоценную реликвию.
…С волнением перелистываем пожелтевшие от времени страницы. Стихи, зарисовки о лучших воинах, частушки, карикатуры… Сколько в них искренности, патриотизма, веры в скорую долгожданную победу!
А ведь война еще не закончилась. В любой момент солдат могли поднять по тревоге на выполнение боевого задания, дождаться конца войны могли не все…
Внимательно разглядывая материалы, мы увидели, что большинство из них подготовил младший сержант Е. Острецов, человек, несомненно, литературно и художественно одаренный. Дожил ли он до конца войны, жив ли сейчас? Увы, на эти вопросы сегодня мы вряд ли получим ответ. Но мы, без сомнения, очень благодарны ему за то, что сквозь толщу лет можем услышать голоса тех, кто сражался на фронте – юных ребят, хотевших жить и любить.
Читайте, смотрите. С вами говорят воины Великой Отечественной из далекого 1945 года. Как молоды они были, как честно сражались, как верили в Победу!
Младший сержант Баринов
Еще в 16-м году он бил немца, защищая землю отцов от вторжения иноземного захватчика. Еще тогда рядовой Баринов понял, что свое счастье нужно взять у врага твердой рукой в жестоком бою…
В глухую ночь на 7 ноября 1943 года на подступах к городу Орша он проложил связь от ПНП к командиру дивизиона, он поддерживал эту связь под ураганным огнем, пробираясь по холодной осенней грязи, по болотам, ныряя в воронки, заполненные водой, ловя на лету мгновения случайного затишья…
На фронте сражается его 25-летний сын. Поэтому он под непрерывным обстрелом стремится вперед, поэтому для него нет никаких преград. Орден Славы 3-й степени украсил грудь мужественного воина.
Ст. сержант Худяков.
Старший сержант Когутенко
Он бегал по линии тогда, когда ураган разрывов бушевал вокруг, и приходил измазанный глиной, промокший до костей, но не теряющий приветливой улыбки, белозубый загорелый одессит Саша Когутенко. Благородство души и бесстрашие сочетаются в нем со скромностью. Знаменитый «мешок» под Витебском останется в памяти всех, кто побывал в нем.
3 января бригада встала на огневые, вражеский обстрел достигал невиданной силы. Потянули связь. Миновали и долину смерти, названную так бойцами, маленькую лощину, которую немецкая артиллерия простреливала с особенным ожесточением. Под обстрелом вырыли блиндаж и держали связь, когда она летела в клочья.
Старший сержант Когутенко со своими подчиненными почти не возвращался с линии, устраняя порывы связи, вражеский осколок впился ему в висок и застрял в кости. Ему сделали перевязку и предложили уехать в госпиталь, он наотрез отказался. И, не покинув боевого поста, к вечеру потянул связь, с честью выполнив боевое задание.
 На груди его рядом с медалью «За отвагу» сверкает звезда ордена Славы. И когда его спрашивают, за что он ее получил, он, смутившись, отвечает: «Не знаю, все было так, как всегда»…
Ст. разведчик ефрейтор И. Покладенко.
Письмо
Много дней подряд хриплые удары разрывов били по огневой и пронзительный визг осколков наполнял воздух злым и нудным визгом. Было скучно.
Никто без особой нужды старался не выходить из блиндажей. Чтобы чем-нибудь развлечься, я взял тетрадь. Ко мне на колени упал пожелтевший листок бумаги. Это был черновик письма, написанного мною год назад. Я стал читать его.
«Дорогая Ира! В последнем письме ты пишешь, что нам нравится писать по ночам. Да, ты права. Возможно, это потому, что ночь имеет какую-то непонятную, таящую в себе силу, заставляющую как-то по-особенному чувствовать и переживать. И под влиянием этих чувств легче высказать то, что таится в душе. Ведь влюбленные чаще встречаются ночью, когда сердце открыто только для любви. А у нас с тобой, наверное, или от занятости днем, или же тоже по этой причине. Вот и сейчас ночь… Чудная, майская ночь, похожая на ту, о которой писал Гоголь.
На горизонте одна за другой вспыхивают и потухают ракеты, напоминающие иногда красоту «вечеров огня», устраиваемых на гулянье в парке.
А где-то далеко-далеко гремит, подобно грому, артналет. И к этой музыке войны, к свисту снарядов и вою мин примешиваются чудные трели соловья.
Он поет, несмотря на войну, на то, что рядом рвутся снаряды, высоко в небо поднимая кусты молодого лозняка.
И кто его знает, о чем он рассказывает в своих переливчатых трелях? Возможно, в них говорится о подвиге похороненного в роще молодого воина… О солдатской судьбе.
И сколько воспоминаний рождает его чудная песня. Воспоминаний сладких, до боли режущих солдатское сердце. А оно, израненное войной и тысячами переживаний, покрытое рубцами перенесенных лишений, видавшее страх и смерть, волнуется так же, как несколько лет назад. И как безгранично дорого кажется все то, что прошло.
Когда стоишь здесь, непосредственно лицом к лицу с врагом, и с затаенным дыханием слушаешь эту соловьиную песню, в воображении встает вся наша страна, весь наш народ, наши отцы и матери, наши девушки, ждущие, когда мы вернем их счастье, любовь и радость.
Большим и прекрасным встает тогда перед глазами наше будущее. И я помимо своей воли вижу в нем себя, любующегося всеми силами души, истерзанной войной, вновь рождающейся жизнью.
 Как приятно помечтать о будущем! Трудно описать все, что бывает на душе в такие минуты. Ведь судьба находится все время между жизнью и смертью. И от этого чувства становятся сильней, а жажда жизни безграничной. Она заставляет еще больше ненавидеть того, кто отнял у нас счастье, а у многих и жизнь. Сердце кипит местью и рвется туда, к переднему краю. Поскорее отплатить за все, уничтожить раз и навсегда гада, посягнувшего на нашу жизнь, на наше будущее. Час расплаты уже близок! Он будет жестоким.
Какой радостью было для меня вчера твое письмо. Ведь я думал, что уже переписка прервалась навсегда. У меня не хватило терпения ждать, и я отослал тебе внеочередное письмо, которое ты, наверное, уже получила. Вероятно, тебе сейчас дорога каждая минута – ведь у вас сейчас конец учебного года, зачеты. Пиши о своих успехах в учебе, о том, как думаешь провести лето и так далее. Я не могу, Ира, описать тебе свои чувства в то время, когда я читаю твое письмо. Простое, задушевное, оно заставляет много думать о тебе. Светает. Наступает Новый год, полный суеты и забот. Я встречаю этот Новый день, как один из многочисленных дней, который приближает нашу встречу.
…Как замечательно поют соловьи.
До свидания, Ира, крепко жму твою руку.
С приветом, твой Семен».
Ефр. Журавлев.
Я не танкист, и не летчик бравый –
Пушкарь я, мечтаю о беглом огне,
И тоже имею полное право
После войны говорить о войне.
… У нашей бригады тяжел разворот –
Тяжелая наша бригада
И если НП и ОП займет –
Ахнет – будь здоров, что надо!
Я, правда, там не был, куда, значит, мы
Налеты делаем дальние, но знаю,
Что ни света, ни тьмы
Не различают «тотальные».
Быть может, скажет какой «невера»:
Мол «все пустословие это»,
Но я докажу на конкретных примерах,
Что мы – из этого же траншейного света.
Что фрицев мы лупим нисколько не хуже –
Снарядиков только – всегда разутюжим,
А в праздник – концерты и даже игры,
Но все на чеку… Да знаете ль вы,
Что если у немцев танки – «тигры»,
То наши пушки – пушки «львы».
Народец, дай боже, бывалый, тертый,
Повар с НП (не сказать бы бумажно)
Несильный обстрел посылает к черту,
А то – снимает суп и уходит важно.
И «пауки» не ударят в грязь:
Варится каша на промежуточной…
Вдруг … – порыв! Из землянки вылазь
И под снаряды! – Подвиг нешуточный!
Это у нас и сплошь и рядом,
«Чего необычного в деле обычном?
Подумаешь – провод связал под снарядом!
Даже писать о таком неприлично!»
В обстрел и разведчик припрятаться может, –
Кого тут стесняться? Одни окуляры!
Но надо засечь! И как это все же
Прятаться будет вояка старый?
Огонь не утихнет из наших орудий,
Если противник побрасывать станет.
Быть может, начальство прикажет, но люди
Назло не уступят! Да что там! – Славяне!
…Так что учтите, танкисты, пехота,
Летчики тоже: медаль золотую
Неплохо иметь, даже очень охота,
Но надо стараться и за простую!
… Я, правда, пушкарь, а не летчик бравый,
С рожденья мечтаю о беглом огне,
Но тоже имею полное право
После войны говорить о войне!
Старый год: В победу веруешь?
Новый год: Верую!
Старый год: Горилку пьешь?
Новый год: Пью!
…Старый год: Истинно фронтовая душа!
Мл. сержант Острецов
Частушки
Гуков наш тяжел на руку,
Для него, что пух, снаряд.
Сколько раз зарядит Гуков,
Столько фрицев вверх летят.
Фриц от страха на коленках
Постной мордой месит грязь,
Если Саша Когутенко
На НП проложит связь.
Фриц бежит, покинув пушку,
С лишним грузом в складках брюк.
Их засек по первой вспышке
Ловкий Сенька Мартынюк.
Богуславский ловко пляшет
И вот этак, и вот так,
Но никто не сварит кашу
Так, как Саша Решетняк.
Фриц пришел, назвался паном,
Стал он барином большим,
Но его засек Степанов,
А снаряд к стене пришиб.
Мы фугасною гранатой
Фрицев добре угостим,
Бей их так, как бьет Щербатых,
Чтобы фриц всегда грустил.
Били немцы в барабаны,
Но назад бегут сейчас,
Будь таким, как Тарабанов,
Помни Сталина приказ!
Быстро связь к НП протянет,
Не робеет под огнем,
Рядовой боец Касьянов,
Мы сейчас о нем поем.
Нет еще огня такого,
Нет еще земли такой,
Где б связисты Худякова
Быстро связь не провели.
Быстро выстрел рассчитает,
Выдаст данные огня,
На груди звезда сияет
У сержанта Фомина.
Пой, товарищ мой, частушки,
Не скупись, дружок, на пляс,
Так работать, как Филюшкин
Нужно каждому из нас!
«Куплеты блиц» о фрицах
Говорят, что наши пушки
Очень крепко немцев бьют,
Пой, товарищ мой, частушки,
Ждет нас к вечеру салют.
Геббельс плачет, Геббельс лает,
Крутит-вертит головой
Поздравляем с Первым Мая
Фрицев прямо с огневой!
Погорельцу Риббентропу помогите!
Риббентроп
Обобрал совсем Европу,
Сам теперь ложится в гроб.
Геббельс молится, божится,
В мире все газеты врут,
Будто русские к границе
Немцев выгнали на Прут.
И к земле чехословацкой
По Румынии прошли,
Геббельс хочет улыбаться,
Всем в глаза золой пылит.
Мы успешно отрывались,
Мы по плану драли драп,
Мы в Днестре слегка купались,
Не обсохнув от Днепра.
Воет соло под гитару,
Вспоминая божью мать,
Трудно бедному Дитмарку
Все прорехи затыкать.
Немцам плюхнули по уху,
Крепко всыпали в Крыму,
Заорал, что было духу,
Я причину не пойму.
Почему побиты фрицы?
Почему забыли «блиц»?
Эх, никто не удивится,
Даже сам паскуда фриц.
Мы загадку разгадаем,
Ни гу-гу, а просто гут,
Фрицев «беглым» пригреваем,
Так что дальше не бегут.
Фрицев «беглым» пригреваем,
Как и печка не спечет,
Как разведчик наш Симаев
Их по вспышкам засекет.
ПроВАЛ
О восточном вале толковали,
Вал восточный был, да провалился,
Эх, сыграли трали-вали,
Без оглядки удирали.
Был отличный вал под Ленинградом,
Гитлер там готовился к параду,
Эх, сломали мы блокаду,
Фрицам дав пинка по заду.
Был у них провал под Ленинградом.
Немцы не добрались до Урала.
Пропаганда Геббельса орала:
– Будут наши генералы
Пить чаек за прочным валом,
Но она очки себе втирала.
Валом фриц спешил огородиться,
Крупный пот рекой катился с фрица,
Спорил фриц, не понимал,
Что ему восточный вал
Нужен лишь затем, чтоб завалиться!
Францию фриц валом опоясал,
И сидел как будто безопасно,
Но урок Армии Красной
Доказал всем очень ясно,
Что старались немцы понапрасну.
Важный фриц приехал из Берлина,
Грабил и бесчестил Украину,
Дали в зубы господину,
В брюхо, в ухо, в глаз и в спину,
Будут помнить немцы Украину.
Волком воет подлый Антонеску,
Вал восточный вдруг сломался с треском,
Закрутились сателлиты,
Будут вдребезги разбиты,
Пропадут фашистские бандиты.
 Весенние картинки
Глухой тропинкой через лес
Шли два молодчика СС.
Башкой вращая воровато
В кусты совали автоматы.
Они бледнели и синели,
Когда спадал с могучей ели
Клок снега, ветер налетал
– Фриц, я не вижу ни черта.
Не лучше ль отдохнуть немножко?
Майн гот! Бежит навстречу кошка.
Клянусь крестом, я слышал где-то,
Что кошка есть плохой примета.
Ганс пялит в ужасе глаза:
– Здесь есть, наверно, партизан,
Ой, будь помянут он не к ночи,
Свернем направо, между прочим.
Мой дед, не раз свернув с дороги,
Благополучно вынес ноги.
Храни нас крепко, божья мать,
Как стало трудно удирать.
Уж начинает мне казаться,
Не лучше ль было русским сдаться?
Да не простят они ей-ей.
Убийства женщин и детей.
…Но что такое? Вас ист дас?
Гремит команда и приказ:
«Сдавайся сволочь, ханде хох!»
– Да, мы сдаемся, видит бог, –
Бормочут вместе Фриц и Ганс, –
Капут, стрелять не нужно в нас!
Глухой тропинкой через лес
Ведут бандитов на СС
Они кривляются: «Капут!»
Не их – Германию ведут.
Ведут к расплате и ответу,
И им, и ей пощады нету.
| 
