Осколки войны
Шавдуну Хусаинову минуло 86 лет, и его ровесники уже много лет с гордостью носят звание ветерана Великой Отечественной. Шавдун тоже воевал, но, увы, ни наград, ни общепризнанных заслуг не имеет. В этом – не его вина, его беда. Так сложилась жизнь…
Родом Шавдун Хусаинов из села Большое Аксу Уйгурского района. В 1939 году его призвали служить в армию. Попал сначала в город Брест, потом служил в Каунасе: в кавалерийских частях минометчиком…
Не мог дождаться, когда закончится служба и он вернется домой, но жизнь сложилась иначе.
…В зловещем июне 41-го всех собрал командир и объявил: «Началась война». Настроение у ребят было боевое: война так война, за несколько дней она закончится, Гитлер бежит, и мы вернемся домой героями.
Но быстро, как мы знаем, не получилось. Немцы огромной лавиной пошли на страну, боеприпасы у защитников близ границы скоро кончились, не успели оглянуться, оказались в окружении. Отстреливались до последнего патрона, погибло много людей, и в конце концов командир отдал приказ уничтожить все оружие...
Это о подвиге защитников Брестской крепости мы сегодня знаем много, а сколько безымянных героев в те первые дни войны остались лежать там, на полях сражений, кто их перечтет?
Отряд, в котором сражался Шавдун Хусаинов, попал в плен. Их всех – раненых, полуголодных, разбитых морально и физически, посадили на поезд и повезли в Гамбург.
– Нас держали на улице, за колючей сеткой, как скот, – вспоминает дедушка Шавдун. – На трех человек давали одну булку. Только воду и хлеб. Причем никакой посуды не было: пили прямо с пола из специальных выемок – как животные.
– Люди каких национальностей оказались с вами в плену?
– В основном русские. Редко кто выжил, многие тогда поумирали. Я думал, что тоже умру...
Потом на пароходе, в трюме, всех повезли в Норвегию. По пути пароход чуть не затонул, в Норвегии всех распределили по разным лагерям – они были рассеяны по всей стране…
Я не смогла найти на карте норвежский город Ватсу, где находился лагерь, в который попал Шавдун. Вероятно, сейчас это уютный городок, в котором хорошо живется местным жителям… Для Шавдуна этот город на много лет стал судьбой-злодейкой.
Мог ли представить себе еще несколько лет назад простой уйгурский паренек, который и по-русски-то говорил плохо, что окажется за границей, в концентрационном лагере, что несколько лет будет, не надеясь выжить, бороться за жизнь?
– Спали на полу. Всегда были полуголодными. В основном приходилось разгружать пароходы… Били за малейшую провинность и просто так. Построят всех и начинают бить прикладом. Вот, рана за ухом на всю жизнь осталась.
Когда пароходов не было, их загоняли в горы и заставляли копать землю.
Дедушка Шавдун не рассказывает подробностей. Возможно, что-то за долгую жизнь стерлось из его памяти, может быть, просто не хочет вспоминать, бередить старые раны.
Я никогда не была в Норвегии, наверняка на месте одного из фашистских лагерей там находится музей, куда водят туристов и рассказывают, как это было. Но я была в Польше, в концлагере Штутгофе (Stutthof) – том самом, где сидел генерал Карбышев, и представляю, как это было. Комендатура, караульная, псарня, газовая камера, костер для сжигания трупов. Видела памятник женщине, расстрелянной за ее слова о том, что она шьет Гитлеру саван, плакат: «Полякам и собакам вход воспрещен».
…Когда немцы поняли, что потерпели поражение, они повсеместно стали уничтожать лагеря, перед уходом травили военнопленных – в еду добавляли отраву. К счастью, до лагеря, где находился Шавдун, отрава не дошла – наши войска успели освободить его раньше. «Один немец сказал нашим, – вспомнил Шавдун, – не надо меня убивать, я лучше сам с собой покончу».
А перед приходом советских войск американцы сбрасывали с вертолетов пищу, много разной пищи. Полуголодные пленные накидывались на нее, и те, кто не мог себя сдерживать, переедали и умирали.
…Как все радовались победе! Они выжили, они свободны, они едут домой! Война окончилась!
А мы-то сейчас знаем, что для многих наших военнопленных после фашистского плена начался плен новый – на этот раз в родной стране, в которую они так стремились. Ведь они посмели нарушить приказ Сталина: «Умереть, но не сдаваться!».
Шавдуну повезло, его сначала направили в Ленинград, где военный отдел провел расследование, тщательный медицинский осмотр, а затем – в Сумгаит, где в то время работали пленные немцы. Он следил за работой немцев, работавших на пилораме. Сейчас, по прошествии времени, трудно сказать, почему именно так решили поступить с бывшим военнопленным. Возможно, это было все же своеобразным наказанием за плен. Потом немцев отпустили: «Уезжайте в свою Германию», вернулся в родное село Большое Аксу и он.
По дороге, в толкучке и неразберихе парохода, его обокрали. Все документы, в том числе военный билет, были утеряны. В районе предложили ехать в Баку и получать военный билет заново, но он ехать побоялся: ему рассказали, что там без документов сразу сажают в тюрьму…
Так началась новая мирная жизнь Шавдуна Хусаинова.
После войны работал в колхозе, выращивал пшеницу, женился на хорошей девушке Нурбаням, воспитал четверых детей. И молчал, молчал, молчал о том, что был в плену. Конечно, слухами земля полнится, люди в районе об этом знали, но камней в него никто не кидал: понимали, вины в том, что в плен попал, у Шавдуна нет.
…Каждый год, когда ветераны отмечают День Победы, дедушка Шавдун в рядах фронтовиков не числится… Не является он по нашим правилам ветераном войны.
Сначала, когда был помоложе, писал запросы в разные места с просьбой восстановить его военное прошлое, обидно было… Сейчас запросы за дедушку пишет внучка Зухра. Она мне обо всем и рассказала, показала свое очередное письмо директору Архива федеральной безопасности г. Санкт-Петербурга...
Сам Шавдун говорит и вспоминает о войне все реже и реже… Так сложилась его единственная жизнь, что же попишешь? Он, наверное, вообще должен быть счастлив, что выжил в этой чертовой мясорубке, он должен, обязан был прожить свою долгую жизнь на этой земле всем врагам назло – за себя и за своих друзей, оставшихся там молодыми, в далеких сороковых...
Война! Твой горький след –
И в книгах, что на полке…
Я сорок с лишним лет
Ношу твои осколки.
Чтоб не забыл вдвойне
Твоих великих тягот,
Они живут во мне
И в гроб со мною лягут,
Война…
– написал поэт.
|