Юрий ШНЕЙДЕРМАН. Последний бой

Не так давно мне попала в руки объемная (в 500 страниц) книга одного знакомого художника, ныне и писателя, а в советское время довольно солидного государственного чиновника.

Автор в увлекательной форме рассказывает о своем путешествии по ряду стран Западной Европы.

Несмотря на то, что книга написана хорошим литературным языком, прекрасно иллюстрирована и читается легко, на половине я остановился. На том месте, где автор взахлеб стал рассказывать о сытости, красоте и обустроенности сегодняшней Германии, об ухоже умиляясь всем этим и проклиная свое «проклятое прошлое», «недоделанный», по его выражению, социализм.

Мне стало скучно, пропал интерес к дальнейшему чтению.

«Чур! Чур, меня!» – восклицает автор («Чур» – от воспоминаний!). При этом он не утруждает себя вопросом: а почему? Почему эти страны так быстро возродились из пепла, а огромная страна, победившая в той тяжелой войне, долгие годы пребывала в разрухе и голоде, восстанавливая свое хозяйство? Автор не потрудился вспомнить огромные жертвы, принесенные нашими народами во имя сегодняшнего процветания Европы, во имя, в конце концов, его жизни на этой земле. (Автору немногим более 60 лет.)

Читая эту книжонку, я вспомнил другую Австрию – 1945 года.

…Шли последние недели и дни войны. Наши войска, преодолевая жестокое сопротивление гитлеровцев, продвигались на запад. Уже была взята Вена, войска 57-й армии генерала Н. Шарохина вели тяжелые бои на юго-западе Австрии, на подступах к городу Грацу – второму по величине после австрийской столицы. В то время как с запада союзные (английские) войска шли почти беспрепятственно, боевыми порядками, здесь, на восточной окраине города, фашисты старались всеми силами сдержать наше наступление.

Я, тогда 18-летний лейтенант, был прикомандирован от войск резерва Главного Командования к штабу 57-й армии в качестве офицера связи и, как маятник, мотался между частями передовой и штабом армии.

То, что война идет к концу, чувствовали все мы, но что она окончится в ночь с 8-го на 9 мая 1945 года, в ночь штурма Граца, не знал никто.

В Граце находилось много промышленных предприятий, интересовавших наше командование, и поэтому нашим войскам была поставлена задача: овладеть городом во что бы то ни стало, до прихода туда союзников.

6 мая, будучи в штабе армии, я совершенно случайно встретил своего школьного товарища – старшего лейтенанта Виктора Лисицына. Витюгая, как звали мы его в школе. Витюгай был старше меня на два класса, всегда был заводилой и предводителем наших мальчишеских затей. Мы обнялись, хлопали друг друга по плечам, вспоминали школьных друзей, милую сердцу Анапу, где довелось жить до войны.

Встреча была радостной, теплой, но очень короткой. Лисицын был заместителем командира одного из батальонов, готовившихся к штурму Граца. Он назвал мне номер своей полевой почты.

– Не сегодня-завтра фрицам капут, – сказал на прощание. – Разыщи меня, когда все окончится, встретимся обязательно. Домой вместе махнем! Вот радости будет!

Днем 8 мая я с другими ребятами под обстрелом пробирался в часть назначения с пакетом, а вечером этого же дня вместе с подразделением полковой разведки участвовал в штурме Граца.

Штурм начался без обычной в таких случаях артподготовки, которая подавила бы огневые средства противника. Стояла задача: выбить фашистов из города, закрепиться на западной окраине и встретить союзников.

Бой был тяжелым, какими обычно бывают уличные бои в незнакомом городе. Стреляли буквально из каждого дома. Порою было трудно понять, откуда бьют свои, а откуда – фашисты. К полуночи наши подразделения с боями вышли к центру и закрепились в домах на небольшой площади.

И вдруг внезапно бой затих. Наступила какая-то зловеще-гнетущая тишина.

Вместе с разведчиками я пробирался от дома к дому, осматривая местность. Немцы как сквозь землю провалились, оставив свои позиции. По рации командир получил приказ занять оборону в одном из домов и ожидать подхода своих.

В доме на кучах всякого тряпья: одеял, разбросанной одежды и белья – мы разместились у окон. Была дана команда, как сказал командир, «бдительно отдыхать». Одолевала усталость, хотелось спать, но чувство тревоги нас не покидало.

Прошло часа два-три. И вдруг неожиданно тишину разорвала страшная пальба. От ракет, рвущихся в воздухе, стало светло как днем.

Первое, что пришло в голову: противник перешел в контрнаступление! Но, выскочив из укрытия, я увидел десятки, сотни людей, палящих в воздух изо всех видов оружия, обнимающихся, целующихся, орущих «ура!». Занимался рассвет 9 мая 1945 года. Победа! Долгожданная Победа. Победа, к которой шли долгие четыре года.

…Тяжелым был последний бой. Много ребят полегло за этот красивый австрийский город, который штурмовался в последний день войны без артподготовки: хотели как можно меньше нанести ему разрушений. Нужно сказать, что австрийцы оценили такое благородство советского командования.

…Прошло 3-4 месяца после окончания войны. Австрия с помощью наших солдат как-то быстро залечила свои раны и уже тогда выглядела чистенькой, уютной и миленькой, с хорошими автострадами, тоже приведенными в порядок нашими солдатами. Спокойно было, тихо. Елось сытно, спалось теперь мягко в уютных, удобных особняках.

Но всем сердцем и всеми своими помыслами мы рвались туда, где на огромных просторах раскинулась наша многострадальная родина.

В сентябре 1945 года, после боев с разрозненными фашистскими бандами в Альпах, в которых мне довелось участвовать, я возвращался домой, получив назначение в Киевский военный округ.

Со своим школьным другом Витюгаем я так и не встретился. Старший лейтенант Виктор Лисицын пал смертью храбрых в последнем бою Великой Отечественной, в бою за освобождение австрийского города Граца.

Вечная память и слава ему и тысячам других наших ребят, оставшимся лежать в австрийской земле.

Последний шаг, еще один, еще рывок,

Патрон последний да еще воды глоток.

Последний залп, еще один – и тишина,

И оборвется, и окончится война.

И вот упал последний в той войне снаряд,

Но не успел последний шаг ступить солдат,

До триумфальных не дошел ворот,

А парню шел всего двадцатый год.

Всего лишь шаг один он недожил,

Недострадал он, недопел, недолюбил.

Убит мальчишка был в краю чужом

Стальным осколком в сердце, как ножом.

А над землею расцвела весна,

И на земле окончилась война.

Мальчишка принял свой последний бой,

Чтоб тишина повисла над землей.

…Нет, я не против сытой Германии и ухоженной миленькой Австрии. Я против тех, кто забыл наше прошлое, забыл те огромные жертвы, которые были принесены во имя сегодняшней жизни.