Мухангали Турмагамбетов. Солдат всегда солдат. 

В Москве, в Музее вооруженных сил, хранится зенитное орудие, на котором написано: «Орудие старшего сержанта 15-го зенитного артиллерийского дивизиона 6-й армии 3-го Украинского фронта, из которого в боях с фашистами было сбито 16 самолетов – рекордное количество за время Великой Отечественной войны.»

Парню из поселка, затерянного в казахстанских степях, посчастливилось принять участие в трех Парадах Победы – в 1941, в 1945 и в 1985 годах…

До войны я жил в поселке Балыкши Гурьевской области. В 1939 году, в возрасте 19 лет, меня призвали в Красную Армию. Службу начинал я в Харькове, а затем как отличника военной службы меня откомандировали на учебу в зенитную полковую школу.

А потом началась война. Нас посадили в эшелоны и отправили на фронт. Настроение было бодрое: все мы были уверены, что быстро разгромим немцев и с победой вернемся домой. Не могли и предполагать, что тяжелая, кровопролитная война растянется на долгих четыре года…

…Высадили нас в Бобруйске, в Белоруссии. Когда отправляли, сказали, что вооружение получим на месте, на деле же выяснилось, что ничего нет: не только артиллерийских орудий, но даже простых винтовок. Нас, зенитчиков, расформировали и отправили в пехоту. В ответ на вопрос: «Как же нам воевать без оружия?» командир отвечал: «Убьете немца и заберете его автомат». Правда, винтовки потом нам все же выдали.

17 июля я участвовал в своем первом бою. Проходил он западнее Бобруйска, фронтом командовал Буденный. Бой был страшным. Мы оказались неподготовленными, в то время как гитлеровская армия была вооружена до зубов. Сколько тогда погибло людей, страшно представить!

Теперь мне кажется, что мы выстояли в этой войне не только благодаря мужеству нашего народа, но и благодаря нашей численности: страна ведь была огромная. В первые дни потерь никто не считал. Позади нас шла похоронная команда, которая просто закапывала убитых. Хорошо, если у кого-то на шее оказывался медальон с именем и фамилией – тогда сообщали родным о его гибели. Но многие бойцы не имели и его: было огромное число без вести пропавших. Безымянных могил – не счесть.

Врезалось в память и то, что наши солдаты по сравнению с немцами были грязными, немытыми, не выспавшимися, порой голодными. А немцы шли в бой в отлично сшитой форме с белыми воротничками, в начищенных сапогах. Мне кажется, даже одеколоном от них пахло.

…Как-то мы четыре дня сидели по пояс в воде, четыре дня не спали, голодали. Когда из болот вышли, выяснилось, что я не могу идти – ранен в ногу. Но выбираться как-то с территории, которую захватили немцы, было надо. Два парня, с которыми я вместе выходил из болот, закопали меня в стог сена рядом с каким-то поселком и пошли узнать, есть ли в поселке немцы. Больше я их не видел. Что с ними случилось, я так и не узнал. Хочется верить, что по каким-то уважительным причинам они не смогли за мною вернуться.

Надо было выкарабкиваться из ситуации самому. Тем более, какая-то собака все время кружилась вокруг стога с сеном, в котором я лежал, лаяла, чувствовала человека, наверное.

Кое-как встал и побрел в село. Местные жители рассказали, что немцев у них нет, а наших воинов через село идет много – пробираются к своим.

Здесь надо пояснить, что в первые дни немцы стремительно продвигались в глубь нашей территории, особого сопротивления не встречали. Но сельчанам они объявили: «Будете помогать советским солдатам – ваш дом сожгут, а вас расстреляют». Поэтому открыто помогать нам все боялись. Тем не менее люди делали все, что в их силах.

Помню, иду через поле, а навстречу мне девушки. Одна говорит: «Оставайтесь, куда вы, раненый, пойдете? Я вам одежду мужа дам, никто не узнает, что вы солдат». Но я упорно шел к своим. Не представлял, как могу остаться в тылу врага. Один старик на дороге спрашивает: «Мы воевали за царя, а вы за что воюете?». Я отвечаю: «За Родину, за Сталина». Мы были очень патриотично настроены.

Отступая от хронологии событий, хочу сказать, что в войне одно из самых тяжелых испытаний – бытовые трудности. Как в стихах написано: «Четыре года спали без подушек, из котелков кидали что-то в рот». Помню, когда мы вышли из окружения, крестьяне нам принесли хлеб, а я есть его не могу: кусок в горле застревает. Мне говорят: «Пей больше воды!» Как-то не хватало на всех котелков, мы рвали тыквы, убирали внутренности и использовали тыквы вместо котелков.

***

…В начале ноября 1941 года мы стояли под Москвой. Я уже был сержантом, когда пришла команда: небольшую группу послать в Москву. Зачем – никто не знал. Когда нас уже посадили в машину, мы узнали, что едем участвовать в Параде Победы.

Приехали мы в Москву часов в 5 утра. Нас построили в колонны, и мы двинулись на Красную площадь. День 7 ноября был пасмурный, шел снег.

Мы были кто в чем, некоторые в валенках, и о том, что этот Парад 1941 года через много лет назовут историческим, никто и не подозревал. Мы шли и думали о том, что война вот-вот окончится, что на помощь нам спешат резервные части с Урала, Дальнего Востока, из Сибири, которые уж, конечно, быстро помогут нам разбить немцев…

Сталина я плохо разглядел – он стоял далеко на трибуне. Не все я тогда понимал как надо, плохо знал русский язык, но до сих пор помню это необыкновенное чувство: сам Сталин нас провожает в бой!

«На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы… как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю, – говорил он. – Будьте же достойны этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая…»

Казалось, этот призыв был обращен ко мне лично, и я думал о том, как оправдать это высокое доверие.

Сразу с парада нас посадили в машины и отправили на фронт. А через несколько дней я был ранен и попал в госпиталь. Как только дела пошли на поправку, вновь на фронт – в свою зенитную артиллерию. Под городом Изюмом на реке Северный Донец в марте 1942 года сбил первый вражеский самолет.

…В Калаче-на-Дону под Сталинградом мы неделю держали оборону. Тогда уже вышел знаменитый 227-й приказ «Ни шагу назад!»

Помню, это было, кажется, 22 июля 1942 года, на Сталинград налетело сразу 200 немецких самолетов… В ноябре – начало контрнаступления. Тяжелые кровопролитные бои. За них я получил орден Красной Звезды, а весь наш боевой расчет был отмечен медалями, мы вошли в состав третьей Симферопольской артдивизии.

• – Керченское направление. Помню, мы охраняли понтонный мост длиною 4 километра. Немцы тогда охотились за понтонными мостами, бомбили их днем и ночью. А ведь нам надо было еще ухитряться беречь снаряды! Тогда начальство решило сделать плот и поставить на него пушку. Это важное дело поручили мне. Прямой наводкой зенитными орудиями мы били по немецким танкам.

Я сейчас уже точно не помню, когда получил орден Славы 3-й степени, но очень им гордился: это очень высокий солдатский орден, такой, как «Георгиевский крест»…

• бои в западном направлении были также тяжелы. Мы вошли в Бессарабию, в Румынию, оттуда – в Венгрию, в Карпатские горы, потом в Австрию, в Чехословакию.

***

День Победы я встретил юго-западнее Праги. Зениткой мы сбили 16 немецких самолетов-бомбардировщиков. Если в среднем взять по три человека на самолет, то получается, что за войну мы сбили почти 50 фашистских асов! Ребята рассказывали, что когда сбили одного аса, тот сказал: «Я сбил 127 самолетов, прошел Францию, Бельгию, Голландию, Восточную Европу. Дайте мне посмотреть на того, кто смог меня сбить!»

Сейчас наше орудие находится в Музее вооруженных сил в Москве, а на нем табличка: «Орудие старшего сержанта Мухангали Турмагамбетова 15-го зенитного артиллерийского дивизиона 6-й армии 3-го Украинского фронта, из которого сбито 16 самолетов противника».

В начале мая мы уже знали, что приближается День Победы, но для нас война закончилась только 13 мая: в Чехословакии воевала группировка фельдмаршала Шернера, которая хотела сдаться американцам – сопротивлялись до последнего. Помню, как уже 12 мая погиб наш командир полка. Обидно!

Закончил войну я 13 мая 1945 года недалеко от Праги.

24 июня 1945 года я участвовал в Параде Победы в Москве. Такое мне выпало счастье. Помню, отбор на этот парад был строгий. Рост – не меньше 170 см, проверялись выправка, стать, строевой шаг… Не меньше трех орденов надо было иметь участнику Парада. Я подошел по всем статьям.

Сбор 2-го Украинского фронта происходил в Братиславе. Встретили нас с цветами на Белорусском вокзале, поселили в Сокольниках, в университетском общежитии. Помню, как все приходили на нас – солдат-победителей – посмотреть. Перед отъездом в Москву ребята притащили мне целый ящик морских наручных часов и сказали: «Товарищ командир, подарите их девушкам, которых встретите». Я так и сделал. Как увижу симпатичную девушку, сразу ей в подарок – часы.

К параду готовились целый месяц. Сначала репетиции шли днем, но все время на нас смотреть собирался народ, мы отвлекались, поэтому репетиции перенесли на ночь. Так и тренировались с 10 часов вечера до 6 утра.

Парад был 24 июня. С утра моросил дождик. Нас одели в новую форму: все начищено, надраено, китель – со стоячим воротничком. Даже шпоры на сапоги выдали. Командовал парадом маршал Константин Рокоссовский – я его видел еще во время боев в Сталинграде. Он – на очень красивой гнедой лошади, а Жуков принимал парад на белой лошади.

А когда после парада я приехал в свою часть в Будапешт, там меня ждал еще один парад. В Венгрии находилась так называемая союзническая Контрольная комиссия, председателем которой был Ворошилов. И вот эта комиссия и устроила Парад Победы.

В октябре-ноябре меня уволили в запас.

Начал я войну солдатом и закончил солдатом.

Но на этом моя история участия в Парадах Победы не заканчивается. Спустя сорок лет, в 1985 году, я вновь оказался на Красной площади. И вновь участвовал в Параде, на этот раз посвященном 40-летию окончания войны. Принимали нас очень хорошо, мы жили в санатории Министерства обороны, километрах в 30 от Москвы. Вечером в Кремле был банкет.

…Много лет прошло со времени окончания войны, скоро будем, страшно представить, отмечать 60-летие Победы. А те памятные дни, как сегодня, стоят передо мной. Я вспоминаю трех своих братьев, которые вместе со мной ушли на фронт. Курман и Узаккали погибли на войне, Кубен вернулся, но прожил не долго – скончался от ран. Я, самый младший, остался жив, и меня никогда не покидало ощущение, что я должен прожить свою жизнь и за своих братьев, и, по возможности, счастливо.

Еще до войны я окончил рыбный техникум, после войны решил, что должен учиться дальше. В 1946 году поступил в Московский институт рыбного хозяйства. Время было тяжелое, стипендии маленькие. Чтобы как-то прожить в Москве, по ночам приходилось разгружать вагоны, но я упорно учился. Потом узнал, что я оказался первым казахом, окончившим Московский рыбный институт. Было чем гордиться. Более 20 лет проработал в рыбной отрасли Казахстана. Но это уже – другое время, другой рассказ…