Олжабай Темирханов. Всегда перед глазами
Никогда не забуду день 17 мая 1942 года. Я – третьим из нашей семьи – отправился на фронт. В это время двое братьев отца – Курман и Дуйсенбай уже находились на передней линии фронта. Отец, посылая нас на фронт, обратился к старшим по возрасту аулчанам – Рамазану и Есимкену, чтобы те по возможности опекали бы меня. Я же, не обращая на это внимания, беззаботно куражился со своим другом Бектургаем.
В районном центре к нам присоединились одноклассники – Базен и Кабдрахман. Встретился я также со своим другом – Култаем Карменовым.
В один из дней нас, несколько старшеклассников, привезли в г. Уральск, в воинскую часть по подготовке младших командиров.
Это было время подхода войск противника к Сталинграду. К Уральску уже подлетали разведывательные самолеты гитлеровцев. Через некоторое время нас доставили на Сталинградский фронт. Под непрерывно летящими пулями мы рыли окопы в рост.
В течение всего дня с двух сторон не прекращалась стрельба, шли жестокие бои. К ночи обе стороны угомонились. Пользуясь наступившей тишиной, мы стали интересоваться сложившейся ситуацией – кто умер, кто ранен?
– Не кричи, противник нас не взял, мы живы, – сказал Кабдрахман негромким голосом.
Кабдрахмана и Базена я считал себе надежной опорой, так как они были старшими по возрасту и более сознательными.
– Противник стремится окружить Сталинград с северной стороны, вышел к Волге. Находящиеся там части просят от нас помощи, – сказал командир. – Под покровом ночи будем туда двигаться вдоль Волги. На заре выступим. Готовьтесь.
Это было время знаменитого приказа № 227: «Ни шагу назад!».
Тех, кто по команде не поднимался или пытался повернуть вспять, немедленно расстреливали бойцы заградительных отрядов.
Трусы приравнивались к предателям.
Так начались крупные сражения под Сталинградом.
Наш 116-й полк переправился на другой берег Дона и остановился. Базен был тяжело ранен и самостоятельно не мог двигаться.
– Будь около Базена, – попросил Кабдрахман, торопясь в другой угол траншеи, но тут же вернулся.
– Я нашел одно укромное место, – сказал он, – Базена разместим там.
Вскоре мы доставили его в теплый блиндаж типа землянки. Внутри горела железная печь, а в углу что-то шевелилось. Вглядевшись, обнаружил немецкого офицера. Моментально направил на него дуло винтовки.
– Не надо стрелять. Он тяжело ранен, – сказал Кабдрахман. – Вот его пистолет, я взял.
В это время над нами непрерывно кружился один из самолетов противника. Не стрелял, видимо, жалел своих плененных сослуживцев. Летчик летал так низко, что можно было четко разглядеть его лицо. И пленные, и наши солдаты с интересом смотрели на него.
– Заблудился, что ли? – высказал кто-то мнение, но в это время самолет рухнул.
Утром снова начался бой. Помню: идут на нас два танка. С правой стороны – наши артиллеристы, а у зенитных орудий никого нет. Кабдрахман зарядил зенитку и успел выстрелить один раз. В цель, к сожалению, не попал. Потом, махнув рукой, подозвал меня к себе.
– Прицел сломан, что делать?
– Целься внутренностью ствола, – посоветовал я, не задумываясь.
Когда он выстрелил во второй раз, снаряд точно попал в передний танк. На следующий день наша рота под прикрытием 4-5 танков освободила узловую железнодорожную станцию Миллерово. Ночью мы пополнились свежими силами, среди которых оказались наши земляки Амре Сагындыков и Каиржан из соседнего аула. Закончился короткий день. Наступила темнота.
– Пойдем покушаем, – подошел я к Кабдрахману, но он сидел молча. Слегка толкнул его – он не двигался. Тело его было холодным. Вглядевшись внимательно, я заметил, что пуля попала чуть выше его левого глаза, и горько заплакал. Потом вместе с Каиржаном похоронили мы нашего незабвенного и преданного друга в его в собственном окопе.
Впопыхах я забыл вытащить из нагрудного кармана его военный и комсомольский билеты, поэтому родители Кабдрахмана вовремя не получили похоронного письма. Об этом я узнал только в 1947 году, вернувшись домой.
В ходе ожесточенных боев и Каиржан получил тяжелое ранение. Я помог двум девушкам-санитаркам его забинтовать и, попрощавшись с ним, остался на Передней линии.
Таким образом, я лишился трех верных друзей. Мне казалось, что я один остался на поле боя.
К декабрю 1942-го, под Сталинградом, я тоже получил тяжелое ранение, долго лежал в госпитале, перенес две операции.
После выписки из госпиталя меня направили во вновь открывшееся училище в городе Свердловске. Там я познакомился с кустанайцем Нуржаном Баймагамбетовым – он тоже прибыл в училище с фронта. Начальник училища полковник Сабирянов, будучи в гуще боевых событий, лишился одной ноги и пользовался протезом.
Однажды все слушатели и офицеры училища собрались в клубе. Это было 23 февраля 1944 года – все отмечали День Красной Армии. Председатель торжественного собрания пригласил меня в президиум. Начальник училища посадил рядом с собой. Я не был отличником учебы и, понятно, недоумевал, в чем дело.
После доклада полковник Сабирянов сказал:
– Поздравляю с наградой участника Сталинградской битвы воина-слушателя Олжабая Темирханова, – и прикрепил к моей груди медаль «За оборону Сталинграда».
Летом 1944-го, получив воинское звание младшего лейтенанта, я снова вернулся на фронт.
…Наши войска, достигнув Берлина, начали его окружать с северо-восточной стороны. В это время к нам стали прибывать многочисленные новые силы, большей частью молодые ребята. Началось сражение за Берлин.
Мы не рыли глубоких траншей, не шли впереди танков: тяжело стало защищаться от пуль, летящих из окон многоэтажных зданий.
Внутри города преимущество было на стороне артиллерии. Во время артиллерийских обстрелов, казалось, земля ходит под ногами. Стены домов качались. Но во время сражения за Берлин, лицом к лицу с противником, ни один воин не дрогнул перед опасностью.
Затем наш полк получил приказ подойти к реке Эльбе.
– Без нужды не выходите в наступление, – сказал командир полка, – оберегайте солдат. Недалек день победы.
Попутно взяв несколько мелких городов, мы остановились, подойдя к Эльбе. На той стороне заметили безмятежно сидящих американских солдат с автоматами на коленях. Наши солдаты кричали «Ура!», подбрасывали вверх головные уборы. Американцы тоже, приветствуя нас, поднимали вверх автоматы, радостно кричали. До нас доносились возгласы: «Гитлер капут!». Начальник штаба полковник Хволин попросил нас приложить все силы, чтобы вернуть немецких ученых, которых почему-то в этом месте собралось много. Подошли к мосту. Откуда нам знать, кто из этих людей ученый, а кто – нет?
Переводчики взывают:
– Ученые, возвращайтесь домой, вы все будете окружены особой заботой и вниманием!
Немцы же думают только об одном: как сдаться в плен американцам. Все запружено легковыми машинами, по мосту не то что проехать на машине, пешком пройти невозможно…
Некоторые из немцев, убегая от наших солдат, бросаются в воду. Американские солдаты спокойно смотрят на это, громко смеются, дразнят немцев. Вода в Эльбе в это время была еще холодная, но, несмотря на это, наши солдаты показали свое человеколюбие, не дали многим немецким ученым утонуть, спасли им жизнь.
…Война всегда война. Казахский народ в Великой Отечественной потерял около 350 тысяч своих сыновей и дочерей. Среди них – двое моих родственников.
Есть много имен, которые казахстанцы будут помнить еще долго. В их числе – мой сослуживец Рахымжан Кошкарбаев, водрузивший Знамя Победы над рейхстагом.
Когда я вспоминаю пройденный жизненный путь, думаю о войне, передо мной незримо всплывают светлые образы моих верных фронтовых друзей.
|