Борис Никаноров

Я счастлив, что в годы войны мне пришлось воевать в прославленной 8-й гвардейской Режицкой ордена Ленина Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии имени генерала И. В. Панфилова. 2 года и 3 месяца, до моего тяжелого ранения 28 марта 1944 года, я ходил теми же дорогами и тропами, что и герои-панфиловцы, участвовал в одних с ними боях.

Я счастлив, что в награждении дивизии орденом Ленина есть крупица моего скромного, хотя и тяжелого труда в ка­честве начальника штаба минометного батальона тогда еще 1077-го стрелкового полка. За те бои я был удостоен первого боевого ордена Красной Звезды.

Запомнились бои в канун Дня Красной Армии 1942 года за населенный пункт Мазуры Новгородской области.

Был разгар наступательной операции Московской битвы. 20 февраля к исходу дня противник подтянул резервы, и под натиском превосходящих сил противника полк был вынужден оставить деревню. Наш минометный батальон подошел к месту боя, когда стрел­ковый батальон пытался вторично атаковать этот фашистский опор­ный пункт. Было уже темно. Мы выделили одну роту на поддержку атакующего батальона – ею командовал младший лейтенант Гавриил Баев. Командир минометного батальона старший лейтенант Григорий Васильевич Григорьев направил меня с этой ротой – с ней я уже был в пре-дыдущих боях под Соколово.

Иду в стрелковые цепи, знакомлюсь с положением стрелковых рот и ротой Баева. Командир роты руководит огнем 82-мм минометов, я беру на себя управление двумя взво­дами 50-мм минометов. Ведем огонь, разведывая цели (в основном пулеметы) и наблюдая свои разрывы только по вспышкам.

После шквала минометного и ружейно-пулеметного огня командир стрелкового батальона поднимает батальон в атаку. Мы берем 50-мм минометы и ящики с минами на руки и идем в цепи центральной стрелковой роты вперед, периодически ведя огонь с коротких остановок.

Противник открывает огонь из всех видов оружия. Вокруг рвутся снаряды, мины, свистят пули, вспыхивают осветительные ракеты. У нас падают раненые, убитые... Кругом – стоны, крики, ругань... Кромешный ад! Спасает только земля, к которой прижимает нас противник. Точнее, не земля, а белый снег, присыпанный землей из воронок, да еще ночная темнота, разрываемая вспышками и осветительными ракетами. Немцы на возвышенности, а мы на поле перед ними, как на ладони. Ночная атака захлебывается.

Еще несколько ночных атак, но... все неудачно. Наконец, уже глубокой ночью, Григорьев разрешает мне возвратиться на НП минометного батальона. Это – всего лишь метров на 500 на­зад, тоже в чистом поле у дороги, за прикрытием из кустарника и обваловки из снега.

В бою было жарко, здесь становится холодно. Мороз – около 30 градусов – залезает под полушубок и ватную стеганую одежду. Приходится принять от старшины 100 граммов водки, сухарь и кусочек кол­басы. Солдатам тоже доставляют пищу и наркомовские 100 грамм. Теперь внутреннего тепла хватит часа на два, и можно будет здесь же, на снегу, прилечь отдохнуть. У телефона дежурит Леня Андрианов, мой помощник. Комиссар минометного батальона Степан Последов – в одной из минометных рот, командир Григорьев пошел к командиру полка майору Шехтману для уточне­ния задачи на утро. С утра опять будет бой.

Наступило 23 февраля 1942 года. На переднем крае пока тихо. Изредка вспыхивают осветительные ракеты. Как много их у немцев! Время от времени потрескивают короткие очереди автоматов и пулеметов, раздаются отдельные выстрелы, иногда – шлепки разры­вов мин и остро режущие хлопки разрывов снарядов.

Взошло солнце. Сегодня – прекрасный, морозный зимний день. Как тонко чувствуешь здесь, на фронте, красоту природы! Ведь в любое время все может для тебя обор­ваться, но думать об этом не хочется.

Передо мной поставлена новая задача: собрать все шесть взводов 82-мм минометов батальона, поставить их на одну позицию и со­средоточенным огнем подавить огневые средства немецкого опор­ного пункта. Сейчас бы артиллерию! Но она застряла в глубоких снегах.

Приступаю к выполнению поставленной задачи. Мой помощник – грамотный, сметливый и отважный командир 2-й минометной роты лейтенант Виктор Гаджа. До войны он работал школьным учите­лем.

Встречаем минометы всех трех рот и размещаем их на одной позиции, придаем основное направление, строим параллельный веер. Затем выбрасываем вперед наблюдательный пункт, устанавливаем телефонную связь. Я с помощью солдат за­лезаю на ель для корректирования огня минометов. Без помощи в ватной одежде и полушубке, в валенках самому на дерево не за­лезть. Провожу пристрелку немецкого опорного пункта и доклады­ваю о готовности командиру минбата, тот – командиру полка майору Шехтману.

Вдруг слышим гул немецкой артиллерии, Гаджа кричит: «Борис, прыгай, это по нам стреляют фрицы! Едва успеваю свалиться с дерева в снег, как слышится все нарастающий гул, переходящий в свист вражеских снарядов, и тут же – разрывы. Вокруг нас сна­ряды рвутся то ближе, то дальше, а мы лежим – ни живы, ни мертвы, прижимаясь к снегу. Хочется вдавиться в снег и даже в землю поглубже, но это невозможно.

Наконец наступает глубокая звенящая тишина, звон стоит в ушах. Окликаем друг друга – все живы. Один солдат легко ранен в руку. Мы его перевязываем и отправляем в медицинский пункт батальона.

В установленное командиром полка время по его команде всеми двенадцатью минометами производим огневой налет шквальным бег­лым огнем. Пехота поднимается в атаку. Сопротивление врага наконец-то сломлено, и вместе с пехотой мы врываемся в село. Нескольких фашистов взяли в плен, часть немцев отошла, а бывший опорный пункт завален убитыми и обгоревшими трупами (насчитали более 200), оружием, боеприпасами.

Собрали 7 ротных 50-мм минометов, 14 ручных пулеметов, 43 винтовки и до 20 тыс. патронов. В разных местах догорают пожары. Кругом дым, смрад.

А нам надо опять идти вперед!

…В февральских наступательных боях 1944 г. я командовал батареей 45-мм пушек 5-го гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона Панфиловской дивизии. В них отличился ору­дийный расчет гвардии младшего сержанта Василия Александровича Дроздова, приданный одной из стрелковых рот.

В наступлении орудия батареи, продвигаясь сразу же за стрелковой цепью батальона и непосредственно в нем, мы подавляли и уничтожали отдельные огневые точки фашистов, главным образом пулеметы. Атака была успешной, и мы к ночи освободили деревню Доманкино.

В Доманкино командир батальона Иван Леонтьевич Шапшаев – будущий Герой Советского Союза и я построили оборону по всем правилам военной тактики. Для орудия отрыли окопы и «карманы», в которых прятали пушки. Через оборону батальона проходила лощина, которая выходила от гитлеровцев мимо КП батальона к центру района обороны. В лощине был разрыв между центральной и правофланговой ротами. Как мы и оценили, здесь было уязвимое место нашей обороны. Поэтому для прикрытия лощины поставили одно орудие – младшего сержанта В. А. Дроздова.

И вот однажды утром фашисты, силой до батальона, после короткой, но мощной артиллерийской подготовки пошли в атаку в направлении этой лощины. Две наши роты открыли ружейно-пулеметный огонь. Батальон противника нес потери, но все же ему удалось вклиниться в нашу оборону. Он упорно продвигался к КП батальона Шапшаева. Артиллерия, поддерживающая нас с закрытых огневых позиций, уже не могла вести огонь: это было ближе пре­делов безопасности. Наступил критический момент.

Тогда по моей команде Дроздов с расчетом выкатили свою пушку из «кармана» на площадку орудийного окопа и открыли «кинжальный огонь» по фашистам картечью. Это был неожиданный и губительный для фашистов огонь.

В ответ враг открыл ураганный артиллерийско-минометный огонь, пытаясь уничтожить наше орудие. Расчет Дроздова про­должал вести огонь под артобстрелом гитлеровцев.

В результате нашего огня всех видов, особенно картечи орудия Дроздова, от вражеского батальона осталось только около роты, немцы начали отходить, продолжая нести потери. Это была наша победа.

Слушая замечательную песню Давида Тухманова на слова В. Харитонова «День Победы», думаешь о том, что Победа в целом складывалась из отдельных вот таких маленьких побед почти четырех лет войны. Приятно сознавать, что рассказанный эпи­зод являлся одной из таких маленьких побед. Однако победа эта нашей батарее стоила жизни командира орудия Дроздова и двух раненых солдат расчета.

За предыдущие бои Дроздов был награжден орденом Славы 3-й степени. Я представил его посмертно к награждению орденом Отечественной войны 1-й степени.

А вот эпизод из тех же февральских боев, связанный с во­дителями артиллерийских тягачей батареи. Однажды вечером ко мне в блиндаж приходит шофер Иван Яковлевич Щербаков и говорит: «Товарищ гвардии капитан, на нейтральной полосе стоит брошен­ная немецкая автомашина – вездеход. С виду она совсем целая. Разрешите нам (не помню, чью фамилию он назвал) осмотреть ее».

Я заколебался. Предложение было очень заманчивым. Если машина цела, то ее можно будет вывезти. А у одного нашего автомобиля-тягача при артобстреле был выведен из строя дви­гатель, не хватало тягача для одного орудия в случае пере­мещения с этих позиций. С другой стороны, это был риск со смертельной опасно­стью для людей, а к тому времени у нас были уже существенные потери в людях. Шел 1944 год, и было уже не безразлично, какой ценой нам достаются победы.

В конце концов я все же согласился и разрешил Щербакову и его товарищу осмотреть немецкий автомобиль. Мне оставалось только договориться с пехотными и артиллерийскими командирами о пропуске наших солдат через передний край и о возможном при­крытии их огнем в случае необходимости.

Следующей ночью они пошли в разведку. Все это время, пока они находились впереди, мне, конечно, не было покоя. Я бесполезно всматривался в глубокую темень ночи, вслушивался не только в каждый выстрел, но и в каждый шорох. Осо­бенно было тревожно, когда фашисты освещали ракетами тот район, где работали мои гвардейцы. Но все обошлось благополучно. Часа через три Щербаков уже докладывал мне: «Машина цела, но в нескольких местах по­резана электропроводка и снят аккумулятор».

Днем они подготовили все необходимое: материалы, инстру­менты, аккумулятор, а с наступлением темноты опять поползли за передний край. Снова бессонная, тревожная ночь. Вдруг слышу: впереди заработал мотор автомобиля. Сразу началась невообразимая стрельба. Ребята не растерялись и на максимальной скорости помчались в нашу сторону, пока гитлеровцы не совсем разобрались, что к чему. Заработали наши пулеметы и артиллерия, прикрывая огнем смельчаков. Машина на полном ходу проходит наш передний край и скрывается на обратном от противника скате высоты.

С рассветом мы осмотрели машину. Это оказался совершенно новый немец­кий вездеход «Оппель». По спидометру он прошел всего лишь 700 км. Впереди – управляемые колеса, сзади на катках – гусеницы, кузов – как у грузового автомобиля с боковыми продольными скамейками, ком­фортабельная кабина. Благодарю и обнимаю Щербакова и его помощника.

За этот подвиг они были награждены медалями «За отвагу». Заслуживали, конечно, и большего, но командир дивизиона Короленко усмотрел в наших действиях самовольство и не­оправданный риск. Но машиной он был доволен.

За февральские наступательные бои 1944 года меня наградили вторым боевым орденом – Отечественной войны 2-й степени.