Аманжол Каликов

Родился я 22 августа 1921 года в ауле Каражар Ерейментауского района Акмолинской области. Оставшись круглым сиротой (в наших местах был сильный голод), с 1932 по 1937 год воспитывался в Благодатенском детском доме в том же районе, там же окончил 7 классов средней школы. В 1937 году стал студентом педагогического рабфака при Казахском педагогическом институте. Источ­ником существования стала небольшая стипендия. Правда, руководство рабфака позаботилось о таких, как я. Во внеурочное время мы работали за небольшую плату пионервожатыми, иногда вели уроки в младших классах. В летнее время трудились на табачных плантациях, собирали яблоки.

Два года пролетели незаметно. Мы мечтали стать студентами КазПИ – самого авторитетного высшего педагогического учебного заведения того времени, но нашей мечте не суждено было сбыться. Нас, пятерых студентов, успешно окончивших рабфак, напра­вили учиться в Казахский горно-металлургический институт. Для быстро развивающейся промышленности требовались инженеры: горняки, металлур­ги, геологи из числа казахской молодежи. Но надо ска­зать, что в порыве энтузиазма мы особенно не горевали. Инженеры так инженеры. Хотя вскоре все круто изменилось. С первого курса нас призвали в армию: 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу.

Армейскую службу я начинал в артиллерии: в воинских частях Сибири и под Ташкентом, в военных лагерях вблизи города Чирчика.

Хочу отметить, что у нашего поколения даже мысли не было уклониться от воинской службы. А для меня, не имевшего собственного очага, армия стала родным домом. Воинская дисциплина меня закалила в буквальном смысле – и физически, и духовно. Я научился свободно говорить по-русски. Совместная с пред­ставителями многих национальностей служба значительно расшири­ла мой кругозор.

По сокращенной программе военного времени я окончил Московское артиллерийское училище им. Красина. Нас готовили для гвар­дейских минометных частей — систем бесствольной ракетной артиллерии, названных в народе «Катюшами». Это было самое грозное оружие Великой Отечественной войны.

Я принимал участие в боях на Северо-Западном, Северо-Кавказском, на 1-м Украинском фронтах, закончил войну в столице Чехословакии Праге. Прошел по ступеням офицерской службы от командира взвода до командира дивизиона, что равнозначно батальону.

Наша 1-я гвардейская минометная бригада «Катюш», как мощная огневая сила, находилась в резерве Главного командования Советской Армии и перебрасывалась с фронта на фронт.

Конечно, многие детали трудных сражений выветрились из памяти, но все же некоторые эпизоды, пережитые в годы войны, сохранились.

Тяжелые бои шли под станицей Крымская, что в Краснодарском крае. В дни затишья был оборудован блиндаж под командный пункт. Я, командир разведвзвода одного из дивизионов, вместе с другими офицерами находился с необходимыми средствами связи в 20-30 метрах от этого командного пункта. С ужасом вспоминаю тот трагический день в начале мая 1943 года, когда от прямого попада­ния вражеской авиабомбы погиб основной командный состав нашей бригады. После войны мои однопол­чане сообщили, что на этом месте поставлен памятник погибшим ко­мандирам в боях за освобождение Северного Кавказа.

Соединениям Северо-Кавказс­кого фронта, впоследствии пере­именованного в 1-ю Приморскую армию, была поставлена задача: осуществить переправу воинских частей через Керченский пролив на Крымский полуостров и начать его освобождение.

Пролив днем и но­чью просматривался, интенсивно обстреливался противником, но все же стрелковые подразделения с большими потерями туда переправи­лись, заняли узкую полосу на дру­гом берегу и создали плацдарм. Наша бригада, состоящая из трех дивизионов, в течение нескольких дней при поддержке других родов войск перебралась на другой берег. Конечно, были немалые потери. Эта переправа через большой водный рубеж, считаю я, – один из самых опасных и трудных моментов на пройденных мною фронтовых дорогах.

Я горжусь тем, что принимал активное участие не только в боях под Мос­квой, где был развеян миф о непобедимости фашистской армии, но и в осво­бождении Крыма, штурме знаменитой Сапун-горы и Севастополя – города славы русских моряков.

Еще один эпизод. После Крыма я принимал участие в боях в составе 1-го Украинского фронта в Карпатах на Сандомирском направлении вблизи польских границ. Здесь развернулись настоящие кровопролитные сражения. Очередное наступление началось, как всегда, с массированных залпов «Катюш». Мы, груп­па офицеров, во главе с начальником штаба бригады подполков­ником Стальбаумом, находились на командном пункте для наведения и корректировки огня. Здесь же располагался пункт наведения авиации во главе с генералом.

Перед началом операции на командный пункт прибыл командующий фронтом, к этому времени уже прославленный полководец, Маршал Советского Союза И. Конев. И вдруг наша штурмовая авиация начала бомбить свои по­зиции. Маршал Конев, не стесняясь в выражениях в адрес генерала, отве­чающего за действия авиации, грозился застрелить его на месте. Положив пистолет обратно в кобуру, он приказал немедленно прекратить действия авиации, тут же разжаловал генерала до майора и отправил его на передовую – искупать свою вину.

Нам было страшно видеть такую картину. Но когда идет схватка не на жизнь, а на смерть, любые действия командующе­го кажутся оправданными.

…В январе 1945 года я демобилизовался. Мне уже шел 25-й год. Мы одоле­ли огонь и воду, ужасы войны, и я благодарил Бога за то, что уцелел в этом адском пламени. Не без основания гордился тем, что был среди тех героев, которые одержали победу над фашизмом, вернулся домой с сознанием честно исполненного долга. Вернее, не домой, а туда, откуда был призван в армию – в Алма-Ату. Обстоятельства жизни опять дали мне понять, что я – круглый сирота, никто меня не ждет. Нет матери, которая, увидев меня живым, рыдала бы от радости, нет отца, который с гордостью сказал бы: «Молодец, сынок!» Не было братьев и сестер, которые много дней и меся­цев одолевали бы меня вопросами: «Как там, на войне?».

Тяжелее этого чув­ства одиночества не было никогда: ни до, ни после войны. Недаром в народе справедливо говорят: «Одиночество украшает только Аллаха».

Но свет не без добрых людей. В Москве я взял билет в Алма-Ату, в вагон № 7 – тогда демобилизованным офицерам продавали билеты в купирован­ные вагоны. Там я встретил человека, который сыграл большую роль в моей дальнейшей судьбе. Мухатай Егимбаев был тоже демобилизованный офицер, родом из Акмолинской области. В два раза старше меня, потому казался мне пожилым человеком. В пути он мягко убеждал меня, что не один я очутился в таком положении. Вначале голод тридцатых годов осиротил сотни тысяч детей, а теперь война оставила сиротами миллионы. У него тоже было горе – старший сын Рахимжан погиб на фронте. Он предложил: «Живи у меня. Жена у меня украинка, добрейший человек».

И я жил у Егимбаевых, как в родном доме, не чувствовал себя квартиран­том. Здесь через полтора года после окончания войны создал семью, а в августе 1947-го вернулся в родной край первым секретарем Акмолинского обкома комсомола.

Не буду подробно перечислять вехи своей трудовой биографии. Работал председателем областного комитета партконтроля, вторым секретарем Акмолинского обкома партии, в аппарате ЦК Компартии Казахстана. Был делегатом шести съездов Компартии Казахстана, трижды – членом ЦК, избирался депутатом Верховного Совета КазССР.

В 26 лет я создал семью с Зиядой Магзумовной Темирбековой. Мы прожили с ней в любви и согласии почти полвека. Она была женщиной не только привлекательной, но и жизнеспособной, трудолюбивой, настойчивой. Заботилась обо мне, как родная мать, подарила мне четырех прелестных дочерей – так выразился мой товарищ по работе Санджар Джандосов. Она верила и доверяла мне во всем.

За трудовые заслуги я был награжден орденом Октябрьской революции, тремя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Дружбы народов, а в канун 59-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне – орденом «Парасат».

У меня нет накопленного капитала движимого и недвижимого. Мой капитал – мои дети.

Окинув мысленным взором свой пройденный путь на земле, я прихожу к выводу, что прожил жизнь не зря. Судьба меня не баловала, но и не бросила на дно общества. Более того, она долгие годы относилась ко мне благосклонно.

У меня нет претензий к кому-либо, кажется, и я никому не должен.