Байзулла Акижанов
Всякое с нами было! Счастье наше в том, что совесть наша чиста: мы ни разу не свернули с курса и ни разу не предали друга…
Антуан де Сент-Экзюпери.
Быстротечны годы. Сейчас, на пороге шестидесятой годовщины майской Победы сорок пятого, нет с нами многих из тех, кто радостно встречал тот день долгожданной Победы…
Начинаешь вспоминать, как да что было тогда, 9 мая сорок пятого. И что было до этого Дня Победы…
Начинаешь вспоминать, и они, эти воспоминания, могут так всколыхнуть душу, так вывернуть ее наизнанку, что потом долго будешь ходить сам не свой…
Почему так было? Почему не дождался Дня Победы Саша Ершов? А Гена Пирогов? Почему именно 8 мая 1945-го погиб Герой Советского Союза Иван Иванович Григорьев? И не знаешь, как ответить на эти «почему». Да, так было…
В канун Дня Победы 6 мая 2003 года меня разбудил тревожный ночной телефонный звонок. На другом конце провода дрожащий женский голос сказал: «Боря, умер Вася. Какое горе. Похороны седьмого, если можешь, приезжай… Сообщи Васе Лаврентьеву…»
Из оцепенения меня вывела жена Антонина Николаевна:
– Что случилось? Почему плачешь? Кто?
– Умер Вася Пономарев, – промолвил я, – эти проклятые болячки. Даже командира не могу похоронить, как подобает. Хорошего командира – друга…
И пошли воспоминания… Всплыли в памяти приезд Василия Михайловича с женой Зинаидой Ивановной в 1975 году в Алма-Ату, наша последняя встреча в Подольске по случаю пятидесятилетия дивизии, ночная беседа в его квартире… Разве можно забыть все это? И вспомнил я, как попал в 95-й гвардейский Рава-Русский Краснознаменный полк…
В конце марта 1945 г. 95-й гвардейский Рава-Русский Краснознаменный штурмовой авиационный полк из Ламсдорфа перебазировался на аэродром Шпроттау, и меня из 94-й ГШАП перевели во 2-ю авиаэскадрилью этого полка. Изредка летал на штурмовку окруженной группировки в районе г. Бреслау и г. Глогау.
В начале апреля полк перелетел на аэродром Плау. Это бывшее картофельное поле, которое службы батальона аэродромного обслуживания укатали, и теперь нам предстояло с него взлетать и садиться.
Мы были свидетелями и участниками того, как наши наземные войска, разгромив в течение января-марта 1945 г. крупные группировки немецко-фашистских войск на Берлинском направлении, 1 апреля выдвинулись на широком фронте к рекам Одер и Нейсе.
…В нашем полку было затишье, иногда посылали на разведку пару самолетов. Лейтенанту Василию Лаврентьеву и мне была поставлена задача: разведать участок Люббен – Котбус – Шпремберг. Но когда полет уже завершался, на нас напали мессера». В азарте воздушного боя я потерял своего ведущего: это грозило мне скандалом с командиром АЭ. Отбившись от атак «мессеров», я на бреющем полете, выйдя на реку Нейсе в районе населенного пункта Трибель, взял курс на реку Бобер, где, восстановив детальную ориентировку, нашел аэродром Плау и произвел посадку.
Зарулил на стоянку, и там у меня произошел крупный разговор с командиром АЭ к-ном Ф. К. Власовым. Наш командир АЭ в таких случаях никогда не стеснялся объясняться со своими подчиненными на излюбленном жаргоне так, что его голос был слышен в радиусе 100-150 метров случайно проходящими солдатами и офицерами.
Разговор закончился:
– Одним словом, трибунал, – сказал Власов и со злостью плюнул на землю…
На душе было скверно: в чем я виноват?! Однако к вечеру из штаба дивизии сообщили: «В районе г. Мискау при пролете линий фронта зенитчики сбили л-та В. Т. Лаврентьева. Он произвел посадку на «живот». Экипаж невредим». На следующий день Лаврентьев с воздушным стрелком Шаповаленко приехали в полк. И Василий Тихонович при докладе командиру полка сказал:
– В районе Шпремберга нас атаковали «мессера». Если бы не пушечно-пулеметная очередь Кацо (это мой позывной) по фрицам, мне было бы туго: могли сбить на их территории. А с зенитчиками не повезло…
...16 апреля, с утра нанеся на полетные карты линию фронта, расположение наземных войск в полосе действия 1-го Украинского фронта, мы были удивлены такому насыщению войск техникой, причем высокой плотности, танками и артиллерией. 16 апреля с утра наш полк в полном составе сделал три вылета. Наземным войскам только к исходу дня удалось прорвать первую полосу обороны противника, а затем, форсировав Нейсе на участке Форст – Мискау, они продвинулись на глубину до 15 км. После этого войска 1-го Украинского фронта вышли на оперативный простор и двинулись на Берлин…
Танки 4-й танковой армии, оторвавшись от пехоты, продвигались очень быстро. 25 апреля 4-я танковая армия соединилась со 2-й танковой армией 1-го Белорусского фронта.
...23 апреля, с утра, из-за леса незаметно наполз туман. На КП авиаэскадрильи на скамейках сидели летчики и воздушные стрелки 2-й АЭ. Они курили, перебрасывались шутками. Чувствовалось приближение победы.
Неожиданно раздался звонок. Адъютант 2-й АЭ ст. лейтенант А. Бас, взяв трубку, ответил:
– Есть вторую на КП полка!
Мы, летчики и воздушные стрелки авиаэскадрильи, выскочили на улицу и побежали на КП полка. Там уже были летчики 3-й авиаэскадрильи. Когда все были в сборе, начальник штаба полка гвардии подполковник Б.И. Тарасов доложил обстановку в полосе действия войск 1-го Украинского фронта. Я, внимательно слушая Бориса Ивановича, нанес на полетную карту изменения линий фронта. Затем подполковник Тарасов кратко охарактеризовал наземную и воздушную обстановку в направлении г. Берлина.
После доклада начальника штаба поднялся командир полка Петр Федотович Федотов. Мы его любили и уважали за смелость и решительность, ум и высокую командирскую требовательность к себе и подчиненным. Он был всегда подтянут, сосредоточен и спокоен. В этот день я впервые заметил, что командир волнуется.
– Нашему полку, – сказал он, – приказано одной группой нанести бомбово-штурмовой удар по логову фашистов – Берлину. Мною принято решение: на выполнение этой задачи выделить восемь самолетов – четыре экипажа из 3-й АЭ и две четверки из 2-й АЭ. Ведущий первой четверки – старший лейтенант Пономарев, второй четверки – старший лейтенант Кривонос. Ведущим группы назначаю Пономарева. Фотографирование поручается младшему лейтенанту Акижанову. Цель – противотанковые орудия, квадрат номер… Прошу отметить на своих картах… Атака с ходу. Боевой порядок – правый пеленг четверок. Уход от цели на бреющем с курсом «О», две минуты полета, затем курс 90° с выходом на реку Нейсе и аэродром. Вопросы есть? Если все ясно, вылет через 40 минут, а сейчас проложить маршрут полета…
Под руководством штурмана полка старшего лейтенанта Е. И. Балашова, проложив маршрут полета, я стал изучать его. Ко мне подошел заместитель командира полка Герой Советского Союза капитан Николай Кочмарев. Поинтересовавшись настроением, сказал:
– Ты же земляк и однокашник Нуркена Абдирова. Его дело предстоит завершать тебе. Так что вперед! Желаю успеха. Пройдут годы, и ты будешь рассказывать внукам, как штурмовал Берлин.
…Придя на стоянку, проверив количество и соответствие бомб и взрывателей, я осмотрел пушки, пулеметы, их зарядку снарядами, патронами, а также фотоаппарат АФА-ш-зарядку, установку выдержки и перекрытия. Заняв свое место в кабине и включив р/с РСИ-3, стал слушать эфир.
– Гром-3, вам запуск. Я Гром.
– Я Гром-3, понял вас, – ответил Пономарев.
– От винта! – подаю команду.
– Есть от винта! – отвечает механик самолета Григорий Трушковский. Нажимаю на кнопку вибратора. Винт, сделав несколько оборотов, начинает крутиться... Приборы показывают нормальную работу мотора. Вот вырулил Пономарев, за ним следуют Володя Моисеев, Михаил Шахматов (мой земляк), Георгий Холмушин, затем выруливают Алексей Кривонос, Иван Сыров, Василий Лаврентьев, и мне пора. Я встал замыкающим.
– Гром-3! Вам взлет.
Первыми взлетела пара Пономарев-Моисеев. Последними – Сыров и я. Восьмерка после сбора взяла курс на аэродром истребителей сопровождения. Высота 1950 м. Слышу голос ведущего истребителей сопровождения:
– Гром-3, я – Чайка. Нахожусь справа от тебя. – Это я видел.
– Чайка! Понял вас. Смотри в оба!
Через некоторое время вижу город Форст, пролетаем Котбус, Люббе. При подлете к Темпельхофу ударили дальнобойные зенитки, образовав четырехслойное облако разрывов. Разрывающиеся снаряды образовали продолговатые облака, преграждают нам путь. Истребители сопровождения, маневрируя, носятся как метеоры. Это придает мне уверенность в успехе полета.
Снаряды иной раз так близко разрываются, что я отчетливо вижу вспышки и угадываю момент, когда осколки шрапнели зловеще забарабанят по броне кабины. Одна огненно-зеленая струя полоснула так близко перед мотором, что я невольно отдал от себя ручку управления самолетом и отпрянул к спинке сиденья. Самолет резко «клюнул», и в ту же секунду гирлянда красных шариков прокатилась над моей головой.
С ужасом увидел, как несколько трасс брали в кольцо самолет Пономарева. «Неужели собьют?» – подумал я. Но Василий, умело маневрируя, вывел нас из зоны интенсивного огня зениток…
Вот и Берлин, он горел, весь был в дыму. Мы – над логовом фашистов! Меня охватил азарт боя. Да, мы знаем: всякий бой требует нервов! Но не опасность боя, не смерть, подстерегающая всюду, напрягает нервы, а стремление победить, выполнить задание – уничтожить врага. Это и есть своего рода спортивный азарт. Тем более что в этом полете мы выступали в роли «мстителей» за августовские 41-го года налеты фашистов на Москву.
Мускулы налились силой, поплотнели, левая рука резко послала вперед рычаг газа. Мотор заработал на полную мощность. По команде ведущего на большой скорости я ввел свой ИЛ-2 в крутое пикирование. Тут воздушный стрелок Алексей Жиляков передал:
– Командир, снаряд попал в стабилизатор, очень большая дыра.
– Наблюдай, если пробоина будет увеличиваться, сразу сообщи, – ответил я и посмотрел в прицел. В перекрестке прицела увидел орудие с прислугой. А зенитки все стреляют. Мы не обращаем внимания на их трассы, так как были увлечены атакой. Опять слышу голос Алексея:
– Командир, снаряд попал в фюзеляж.
– Вижу! – машинально отвечаю я, хотя никак не мог увидеть эту пробоину. Иногда бывает и так.
Поймав в перекрестке прицела цель, нажимаю на кнопку «РС», затем на кнопку «Бомбы» и уже на выводе из пикирования – на гашетки пушек и пулеметов. Затем включил АФА-ш и заснял результаты штурмовки.
После атаки Пономарев повел группу бреющим – буквально по крышам домов. На многих из них стояли зенитные пулеметы. При виде их я короткими очередями из пушек и пулеметов обстреливал прислугу. В долгу не оставался Жиляков: гулкими звуками в моих ушах отдавались очереди из его УБТ.
...4 мая нам, участникам этого вылета, довелось побывать в поверженном Берлине. Запомнился рейхстаг. Огромные его колонны, испещренные следами пуль и осколков, уходили ввысь, и все были расписаны автографами победителей: «Мы из Москвы», «Мы с Урала», «Мы из Уфы». Были и другие надписи. Величие Победы очень волновало душу.
И тут вспомнил я своих товарищей: Гену Пирогова, Сашу Ершова, Виктора Большова, Сабита Гарифуллина и многих других, с которыми учился в летной школе, ребят, не доживших до этих майских дней, и, конечно же, своего брата Ныгмета, погибшего в 1943 году под Харьковом…
До сих пор звенит в ушах голос Алексея Кривопаса:
– Кацо, залезь-ка повыше и напиши фамилии, чтобы все знали, что воздушная пехота тоже штурмовала Берлин.
Взобравшись на самодельную лестницу, я написал углем: «Мы – летчики-штурмовики 2-ВА – Василий Пономарев, Алексей Кривонос, Владимир Моисеев, Иван Сыров, Василий Лаврентьев, Михаил Шахматов, Георгий Холмушин, Байзулла Акижанов – штурмовали Берлин. 4 мая 1945 года».
Каким был тогда Берлин, никто не смог описать. Наши солдаты, офицеры были пьяны от нахлынувшего счастья Победы, а фашистские пленные волки исподлобья смотрели из подвалов королевского дома на победителей. Интересно, что они думали?! Но я смотрел на ликующую массу солдат-победителей, и мне казалось: нет конца солдатскому счастью. Еще бы! Пал Берлин, Москва ликует.
...8 мая 1945 г., выполнив два вылета под Прагу, я поставил точку в своей фронтовой жизни. Я до сих пор наслаждаюсь весенним запахом Победы, вспоминаю горечь утраты и думаю о ее цене…
|